Книга Когда убивают футбол: игра по-русски - Марк Фурман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение далось нелегко. Сакуленко в той же мере, что и он, Вячеслав Родин, был символом «Арбата». После ухода с поста главного тренера легендарного Константина Жукова, они проработали вместе не менее десяти лет. Но дела он вел любительски, по-старинке, ориентируясь еще на бывших работников горкома, Совмина и прочих влиятельных ветеранов, от которых в нынешних условиях реальной помощи ждать уже не приходилось. Тем, некогда всесильным, самим бы уцелеть под напором абсолютно новых людей. А Ницкова этих людей откуда-то знала и была среди них своей, она по-мужски, цепко, прямо-таки бульдожьей хваткой вцепилась в новое для нее дело. Как-то внезапно у «Арбата» появились богатые спонсоры и большие деньги.
Вячеслав Иванович, расслабленно откинувшись на спинку сидения, очнулся от дремы. В салоне звучала едва уловимая для слуха ностальгическая мелодия, под которую водитель, стараясь не беспокоить шефа, плавно вел джип к дому главного тренера.
Перед глазами Родина на Кутузовском проспекте мелькнул рекламный щит с Тумановым в форме «Арбата», наносящим в падении удар через себя. Через двести метров вновь такой же щит, уже с вратарем Лимоновым, вытянувшимся на добрую четверть проезжей полосы. Щиты с игроками «Арбата» и фирменными эмблемами Газпрома, Лукойла, Тюменской нефтяной компании выстраивались в какой-то фантасмагорический ряд. И за каждым, как и предсказывала Ницкова, стояли сибирская нефть и газ, пополняющие казну могущественного клуба.
«Нет, дома вряд ли удастся уснуть. Начнутся звонки, — обреченно подумал Родин. — Единственное место, где можно хоть немного передохнуть, это — база «Арбата» в Архангельском. Футболисты уже там, готовятся к предстоящей игре».
Он молча, чуть виновато взглянул на водителя. Надежный, проверенный Александр, сам из бывших игроков, футболивший еще с главным, понял его без слов. Перестроившись в левый ряд, он сделал резкий разворот, и автомобиль устремился к выезду из Москвы.
Родин многое, пожалуй, почти все мог простить Екатерине Ницковой. Это — левые теневые деньги, крутившиеся на каких-то счетах, «женитьбы» клуба на одних спонсорах и неожиданные разводы с другими. Кроме того, полное игнорирование требований профессиональной футбольной лиги по телетрансляциям матчей чемпионата и кубка России, малоприличная возня с бензоколонками, пахнущая откровенным криминалом. Наконец, ее личная жизнь с чисто женской тягой к роскоши, драгоценностям, нарядам и частой смене любовников.
Но даже сейчас, когда Ницкова ушла из этого мира, не мог он простить ей ту позднюю роковую осень, когда она уговорила его продать ведущих игроков «Арбата». Родин не мог сказать, что она обвела его вокруг пальца, как утверждали иные, пытаясь оправдать его в этой истории. Ведь он профессионал, тренер с мировым именем, познавший на собственной шкуре пот, кровь и слезы большого футбола, должен был предвидеть результат этой продажи. Должен был, но продажу все-таки разрешил…
Что это было? Помрачение, которым Господь наказывает гордыню, он был в этом теперь абсолютно уверен. Тогда ему казалось, что футбол для него не таит секретов, и с помощью послушных его воле игроков он сможет достичь любого результата, с любыми футболистами. И так про него думали все те, от кого зависело финансовое благополучие и имидж «Арбата».
Однако в марте, когда ребята, обживаясь в чужих клубах, просиживали славу и талант на скамейках запасных, уже в четвертьфинале Лиги чемпионов «Арбат» с треском в двух матчах проиграл средней по европейским меркам французской команде. То были звонкие, прозвучавшие на весь мир пощечины российскому футболу. И он почувствовал, что трон под ним начал колебаться. Ему перестали прощать ошибки, а это тревожный сигнал для тренера.
О, он отдал бы все: деньги, награды, дом бы свой отдал, наконец славу, за то, чтобы вернуться в ту счастливую осень. Но прошлого не вернуть. И оставалось лишь надеяться, мечтать, что когда-нибудь, если будет на то Божья воля, ему удастся создать такую же чудо-команду, как в тот благословенный год.
Поздним вечером после похорон Лев Лебедянский вдруг решил переключиться на литературу. То, что раньше было его непосредственной профессией и страстью, за последние полтора года превратилось просто в хобби, а убийство Екатерины напомнило ему, что в жизни иной раз, как в «Метаморфозах» Овидия, происходят непредсказуемые повороты судьбы.
Он достал почти завершенную рукопись. В ней анализировалось послевоенное творчество двух величайших опальных поэтов России — Анны Ахматовой и Бориса Пастернака. Из издательства профессору дважды, правда, в деликатной форме напоминали о необходимости завершения работы. Месяца, возможно двух, хватило бы для этого. Однако при подобном раскладе требовалось уехать из Москвы на дачу, где Льву Романовичу хорошо думалось и не менее плодотворно писалось.
Легко сказать — уехать! Он отложил в сторону папку с рукописью. Ему вдруг почудилось, что даже воздух комнаты пропитан парами бензина. Лебедянский встал из-за стола и открыл окно. Не почувствовав желанной прохлады, он включил кондиционер, достал из бара бутылку «Энисели» и выпил почти полный фужер грузинского коньяка, который из-за его сухости не подделывали подмосковные виноделы. Зажевав его парой конфет, профессор с детства обожал сладкое, он включил стереосистему. Негромкая мелодия голубого джаза чуть успокоила Льва Романовича, мысли его обратились к прошлому.
Вскоре после их с Екатериной дорожного знакомства, переросшего во взаимное чувство и, как ему тогда показалось, даже любовь, она открыла если не всю колоду, то многие козырные карты своей карьеры. Лебедянский узнал, что, помимо парадной стороны футбола с его славой, забитыми голами и переполненными трибунами, существует оборотная сторона медали.
— В соккере, Левушка, — Ницкова обожала это американское слово и даже произносила его с неким сексуальным шармом, делая акцент на двойном «к», — крутятся бешеные деньги. И наша задача — умело притягивать эти финансовые потоки, чтобы они текли к нам. За каждой из команд Высшей лиги стоят дядюшки-спонсоры, и мы должны делать свое дело так, чтобы им было не стыдно говорить, что наш клуб — их команда. «Арбат» — лучшая команда России, любовь к ней стараются доказать все: от членов правительства и депутатов до самого отпетого мальчишки-фаната.
Знаешь ли ты, мой милый Лев, что годовой бюджет клуба колеблется где-то в пределах ста шестидесяти миллионов зеленых? Но их еще надо заработать. Теперь представь, что откуда-то из Сибири, Тюмени, Сургута, Ханты-Мансийска в нашу Белокаменную течет этаким небольшим «ручьем, где «плещется форель», есть, кажется, у кого-то из великих писателей такое название рассказа — черное жидкое золото. Разумеется, не безвозмездно. Тут у нефтяных магнатов нашего российского розлива — своя математика…
Лебедянский ностальгически вспоминал чисто славянскую привычку Екатерины говорить за выпивкой о работе и политике, доставшуюся ей в наследство, если верить Геродоту, от скифов:
— А что мы даем добрым дядюшкам? О, Левушка, мы тоже способны на многое. Когда арбатовцы выходят где-нибудь в Мюнхене или Милане на переполненные стотысячные стадионы, на футболках игроков красуются названия наших нефтяных фирм. Прибавь сюда рекламные щиты на главных проспектах столицы, в Лужниках, «Динамо», у бензозаправок, на Кольцевой дороге. И учти, милый, все это великолепие идет со значительными налоговыми скидками, столь почитаемыми добрыми дядюшками и отмывающими на соккере, как любят выражаться журналисты, свои грязные деньги. А черный нал, который твои люди собирают с бензоколонок, — это вообще неучтенные деньги. И замечательно, что у нас среди налоговиков есть хорошие друзья!