Книга Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

– Разве он не должен был находиться в школе?

Баптист заерзал на стуле:

– В настоящее время он не ходит в школу. В последней возникли… сложности. Потасовки на школьном дворе. Мы сейчас подыскиваем новое учебное заведение, которое будет лучше соответствовать нашим требованиям.

– Вы знаете, что школьное обучение у нас обязательно?

Ответа не последовало. Местное управление по делам молодежи наверняка дружило с Баптистом.

– Значит, ваш четырнадцатилетний сын не ходит в школу и весь день предоставлен самому себе? – подытожил Ханнес. – Все верно?

Лицо Баптиста стало суровым:

– Я пытаюсь делать все, что в моих силах.

Ханнес что-то записал на листке, прикрывавшем столешницу. Здесь уже накопился целый ряд пометок.

Франкфурт бизнес

Франкфурт апартаменты

телефон – сотовый

кредитные карты

дом, обыск прокуратурой (?!)

управление по делам молодежи

Внизу он дописал:

школа

Не поднимая взгляда, Ханнес выпалил следующий вопрос:

– Кто избил вашего сына, господин Баптист?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Видите ли, меня это удивляет больше всего, – произнес Вехтер, который до сих пор молча слушал, скрестив руки на груди. Он наклонился к Баптисту и вперил в него взгляд, словно тот был самым важным человеком на свете. – У нас есть заключение судмедэкспертов. Врач уверен, что на этот раз мы имеем дело со случаем насилия в семье. – Комиссар подмигнул Баптисту. – Но это ведь не могли быть вы, вы же находились во Франкфурте, не так ли? Что наверняка подтвердят ваши коллеги. Кстати, кто это может сделать, не подскажете? И с кем встречался Оливер?

Ханнес, играя роль наблюдателя, откинулся на спинку стула и предоставил Вехтеру право действовать. Баптист молчал, но не сводил с него глаз.

– Вас, наверное, также должен интересовать вопрос: кто же избил вашего сына?

Сдержанный кивок вместо ответа.

– Ну, значит, мы хотим одного и того же. Вы всеми средствами поможете нам выяснить, кто избил вашего ребенка.

– Конечно.

– Хорошо. Нам еще нужны показания Оливера. Я предлагаю взять их в привычной для него обстановке. Его должны отпустить утром. Когда к вам подъехать?

– Это исключено. – Баптист нахохлился, как замерзшая синица. – Мой сын не сможет этого сделать по состоянию здоровья.

– Кто присматривает за ним, когда вы на работе?

– Никто, я же вам сказал, он и сам… – Баптист осекся, не закончив предложения.

– Чудесно, – произнес Вехтер и улыбнулся на все тридцать два зуба. – Значит, ему уже немного лучше, если вы можете оставить его на целый день одного. Итак, в котором часу? В шесть?

Баптист сплел пальцы на руках, словно обдумывал информацию.

– Я и мой юрисконсульт будем присутствовать при этом, – наконец произнес он. – Двадцать минут. И, если Оливер захочет, мы немедленно прервемся.

Вехтер встал и протянул Баптисту руку:

– Тогда до скорой встречи. Не забудьте свой кейс.

Баптист поднялся, застегнул пальто и взял со стола Ханнеса чемоданчик.

– И еще одно, – сказал Ханнес, когда Баптист уже подошел к двери. В руках комиссар держал заключение судмедэксперта. – У вашего сына обнаружили два старых перелома ребер, давно заживших. Откуда они у него?

Баптист остановился как вкопанный. Не оборачиваясь, он произнес:

– Оливер катается на скейтборде. Часто получает травмы.

– Вы имеете в виду, что ваш сын ломает кости, а вы этого даже не замечаете?

Баптист обернулся:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

Взмахнув полами пальто, он скрылся в коридоре.

Несмотря на то что в зале толпилось не меньше сотни людей, здесь царила удивительная тишина. За двумя длинными столами люди обедали, толкались с тарелками между детскими колясками и инвалидными креслами или занимали очередь к окошку, где выдавали еду. Перед Элли стояла женщина, которая, казалось, надела на себя всю свою одежду, отчего приобрела форму шара. Позади Элли в коляске-трости хныкал маленький ребенок, мать пыталась засунуть ему в рот соску. Ее лицо казалось выцветшим, несмотря на тщательно наложенный макияж. В отличие от женщины-луковицы, ее одежда выглядела вполне прилично, а коляска была известной марки. Лишь немногие посетители этой благотворительной столовой при доме церковной общины на первый взгляд выглядели как нищие. Не сразу удавалось рассмотреть поношенные куртки, отросшие у корней седые волосы, потертые брюки. Бедность проникла в сердце общества и пожирала его изнутри.

Элли встала в конец очереди, чтобы не распугать клиентуру столовой своим полицейским удостоверением. Так она могла спокойно понаблюдать за Джудит Герольд, которая суетилась со своими коллегами у раздаточного окошка: чепец на коротко стриженных волосах и белый фартук. Шеф-повар в колпаке выкрикивала из кухни указания.

– Спагетти или айнтопф[12]? – все время спрашивала Джудит Герольд.

Наклонившись к посетительнице, она погладила ребенка по голове, посмеялась шутке. Элли все больше казалось странным, как такой человек мог быть для Розы Беннингхофф не просто соседкой. Все, что тут происходило, казалось таким далеким от Розы. Если бы Элли смогла разрешить эту загадку, то и убитую поняла бы лучше.

Подошла очередь женщины-луковицы, и Джудит Герольд, не спрашивая, налила ей в тарелку густого супа, поговорила с ней, назвав ее госпожой Гребель, и пожала на прощание ее смуглую грязную руку. Теперь настала очередь Элли.

– Спагетти или айнтопф?

– Спагетти, – ответила она и просияла улыбкой. Джудит Герольд выглянула из-за своих кастрюль, ее лицо помрачнело.

– Урсель, мне пора! – крикнула она через плечо. – Может меня кто-нибудь заменить?

Вскоре они уже сидели на ступеньках лестницы среди коробок со сборниками псалмов. На коленях у Элли в пластиковой миске дымились спагетти болоньезе, и она едва сдерживалась, чтобы не накинуться на еду, как волк.

– Фкуффно, – прошамкала она.

– Да, наша Урсель отлично готовит в этой благотворительной столовой. В этом смысл ее жизни. Она даже уговорила священника, чтобы тот заказал для нас профессиональное оборудование.

– И все это только для бедных?

– Что значит «только»? – Джудит Герольд навертела спагетти на вилку. – Эти люди действительно способны оценить ее старания, они ведь не могут в полдень заказать себе обед из трех блюд в кафе на углу.