Книга Слёзы Шороша - Братья Бри

– Тимоти Бейла, распухшее ухо! По-моему, добрая душа. Другая бы послала меня подальше, а она выслушала.

– И что?

– Я сказала, что с Бейлом хочет увидеться некто, связанный с Феликсом Торнтоном. Ты уж меня прости, что я без твоего согласия имела в виду тебя.

– Прощаю, по такому случаю.

– Слушай главное. Она попросила меня перезвонить через пять минут, а через пять минут объявила, что Тимоти (это она так сказала: Тимоти) будет ждать тебя послезавтра в одиннадцать утра. И последнее: я за рулём своей «Хонды» – ты при мне. По рукам?

– По рукам. Мэт и ты – мои лучшие друзья, по рукам?

– Целую тебя… в щёку.

Глава девятая

Бумажный комочек

Госпожа Бейл проводила Дэниела и Кристин в кабинет мужа на втором этаже. Повсюду на стенах: и в холле, и вдоль лестницы, и в коридоре – висели картины, написанные Торнтоном. Нелепые пустоты среди них нарушали гармонию. Вероятно, они возникли на месте картин, снятых для передвижной выставки.

– Сюда, пожалуйста. Тимоти ждёт вас.

Человек с повязкой вокруг головы, худощавый, с нервическим, белым, под стать повязке, лицом и неуверенным взглядом, который контрастировал с надменным ликом этого солидного дома, увидев Дэниела, попятился и провалился в своё крутящееся кресло.

– Ничего не говорите! Я прошу вас: ничего не говорите! Я знаю вас. Я не знаю эту девушку, но точно знаю, кто вы. Простите, садитесь. Устраивайтесь, как вам удобно. Я… я рад этому случаю. Восемь лет я ношу этот камень на сердце. Всё это время я прошу прощения у Господа. И вот теперь я могу… я хочу покаяться перед вами.

Дэниел и Кристин были шокированы таким неожиданным началом, но оба, не договариваясь, сообразили, что надо просто слушать.

– Ведь вы внук Дэнби Буштунца. Я не могу ошибаться: ваши черты так схожи. Таких глаз я никогда ни у кого не видел. Они снятся мне. Да, снятся… Я виноват. Я говорю вам: я виноват в его смерти.

Это признание током пробежало по всему телу Дэниела и ударило в голову. Он уже был готов наброситься на Бейла, но что-то остановило его, может быть, взгляд из-под повязки на голове.

– Потом писали, что он умер от сердечного удара, – продолжал Бейл. – Но никто… никто, кроме меня и ещё одного человека, не знает, от чего случился этот удар…

– Кроме вас и Феликса Торнтона? – спросила Кристин.

– Да, – он произнёс это слово так тяжело, как будто это было не слово, а ещё один камень, который он сбросил с души.

Бейлу понадобилось какое-то время, чтобы перешагнуть через это «да» и идти дальше.

– Однажды Торнтон заявился ко мне таким, каким раньше я никогда не видел его. Я… видел его всяким. Я знал его, как мне казалось, очень хорошо. Он был очень добр ко мне всегда. В тот день он ненавидел. Нет, не меня. В его глазах была необъятная ненависть. Необъятная ненависть! Перед тем как прийти ко мне, он был в доме у какого-то коллекционера и там видел местечко без места. Вообще-то это название его картины, написанной им много лет назад, задолго до этого случая. Но это была не его картина, не её копия и не репродукция. Это было изображение на глобусе, точнее, над глобусом. Это было изображение того же самого селения, что написал Торнтон. В этом факте как будто нет ничего необычного. Но именно это превратило его из человека… из человека… я не знаю… в то, что я видел в тот зловещий день. Стыдно говорить, мне ведь было тогда двадцать шесть лет, в общем-то, взрослый мужчина. Но я… я превратился… не знаю, поймёте ли вы меня, я превратился в трепет. Я был не властен над собой. Я был во власти этого взгляда, который изымал меня из жизни. Нет, не меня – всякого на его пути.

И Кристин, и Дэниел не могли не видеть, что руки и колени Бейла дрожат.

– Я был во власти этих звуков, которые ломали пространство. Это были его, Феликса Торнтона, слова, но это было нечто более могущественное, чем слова. Я был во власти силы этой… кривизны… в нём. Я видел её собственными глазами. Я не мог не подчиниться ему. Он говорил о своём предназначении, о своей избранности. О вселенской силе… Она в нём есть… есть… Я не мог не подчиниться… Простите, Дэниел, мне неприятно говорить это вам, но я должен… Буштунца, вашего дедушку, он назвал погрешностью истины. Он был сам не свой. Он… он приказал мне стереть эту погрешность ластиком. Простите. Он говорил, что Буштунц не имеет права на эту вещь, что она оказалась у него случайно. Он говорил, что не может быть двух избранников. Нет, не подумайте, что он хотел физически устранить этого человека, вашего дедушку. Простите, простите меня! Он приказал мне взять у вашего дедушки одну вещь. Я никогда не видел её, хотя много слышал о ней от Торнтона. Знаете, странно: Торнтон никак не называл эту вещь – он обозначал её словом «это» или словом «вещь»… Он нарисовал её на листе бумаги и показал мне (повторяю: я никогда не видел её, только её изображение), потом написал что-то под рисунком, сложил лист и, передав мне, приказал вручить рисунок Буштунцу и потребовать у него эту вещь. Ваш дедушка очень радушно принял меня, пригласил в свою лабораторию. Но эта вещь… этот рисунок, он всё испортил. Я не мог ослушаться Торнтона. Я был… слишком напорист. По правде говоря, в какой-то момент я потерял контроль над собой. Я… я не мог ослушаться. Не мог ослушаться… Ваш дедушка… простите… Ваш дедушка умер от душевного потрясения.

Бейл сполз с кресла на пол, встал на колени и, глядя в глаза Дэниелу, произнёс трепетным, задыхавшимся шёпотом:

– Простите меня за боль, которую я принёс в ваш дом…

– Встаньте, пожалуйста. Лично я прощаю вас, – Дэниел сказал это не для того, чтобы покончить с этой неловкой ситуацией – он сказал это искренне, потому что увидел страдание в глазах Бейла.

– Дэниел, позволь мне задать вопрос господину Бейлу.

– Конечно, Крис. Господин Бейл, вы в состоянии продолжить разговор?

– Это мой долг. Я считаю, что Бог послал мне вас. Мне нужно это больше, чем вам. Пожалуйста, Кристин.

– Как вы думаете, покушение на вас как-то связано с Торнтоном, точнее, с его картинами, с их провоцирующей внутренней энергетикой?

– Мне послал вас Господь, и я не могу лгать вам. Но хотел бы просить вас оставить то, что я скажу, между нами, не сообщать этого ни в полицию, ни журналистам… Я был без сознания. Мне помогли люди. Случайно кто-то видел, как меня вытолкнули из машины. Сам я ни за что бы не заявил… Ну, вот… Я едва не сошёл с ума, когда четыре дня назад услышал голос Торнтона. Он позвонил по телефону в мой гостиничный номер.

– Торнтон?! Это невероятно! Он же покончил с собой! – воскликнула Кристин, не веря тому, что слышит.

– Подожди, Крис. Надо дослушать до конца. Тут что-то не так. Продолжайте, господин Бейл.

– Вообразите себя на моём месте: я хоронил его. И вдруг его голос…

– Кому же посчастливилось увидеть топор гильотины изнутри, если не Торнтону? – противореча своему же замечанию в адрес Кристин, не удержался Дэниел.