Книга Убийство в соль минор - Анна Данилова

Но она не была мне матерью, и вообще мы с ней не были родственниками. Однако что-то связывало нас, это безусловно.

И тогда я решил не сопротивляться вообще всему, что мне будет предлагаться. Уж слишком бережно ко мне относились, даже вернули мне все мои ноты! Это был поступок в высшей степени благородный, свидетельствующий о невероятной душевной щедрости, о внимании этой девушки к моей скромной персоне.

Ерема, ее тень, телохранитель, садовник, верный слуга (но не любовник, в чем я много раз убеж-дался, пытаясь застать их вдвоем в разное время суток, везде, где, по моему мнению, они бы могли находиться, занимаясь любовью), презирал меня, я это чувствовал. Однако я ни разу не слышал, чтобы они скандалили на тему моего присутствия в ее жизни и даже брака. Ерема выполнял все прихоти, желания, приказания Валентины, и это его обращение к ней «Соль», «Да, Соль», «Хорошо, Соль», «Я готов, Соль» наводило меня на мысль, что эту пару связывает что-то гораздо большее, чем, скажем, любовные или родственные отношения. Что у них одно прошлое на двоих — вот что я почувствовал. И что они, возможно даже, зависят друг от друга. Не то, что они связаны тайной, там другое. Как если бы они оба, прожив целый год на оторвавшейся льдине, пустили друг в друга корни, сблизились настолько, насколько могут сблизиться люди, вместе избежавшие страшной участи, смерти. Или же Ерема спас ее от гибели. А может, и она его. Ну и это ее прозвище — Соль. Возможно, оно досталось ей еще в детстве, и Ерема просто не мог называть ее как-то иначе. Надо признать, что отношения их, таких разных людей, несмотря на то что Ерема был не очень воспитанным и грубоватым парнем в отличие от хрупкой, изящной, увлекающейся искусством и очень нежной Валентины, были все же высокими. Не раз возникало предположение, что Ерема — близкий родственник ее бандита-мужа (покойного, как я понял из оброненных случайно фраз), возможно, его брат, и они вместе теперь тратят его криминальное наследство. И все же Валентина и Ерема…

Конечно, я надеялся рано или поздно понять, что их связывает, как и разобраться в том, какой жизнью они жили до того момента, как Валентина вошла в мою палату и предложила руку и сердце, ну и, конечно, узнать, чем таким занималась моя невеста (а потом и жена), что ей удалось сколотить такой капитал.

Сколько раз я пытался представить себе мою мать в момент, когда я рассказываю ей о Валентине. Что она сказала бы, спустившись с облака и присев на мою постель, чтобы поговорить со мной. Скорее всего, посоветовала бы бежать куда подальше. Но, с другой стороны, моя мать всегда знала цену деньгам и материальному благополучию. А вдруг она посоветовала бы мне довериться Валентине, жениться на ней, лишь бы только у меня была возможность заниматься любимым делом, вернуться к музыке? Иногда я прямо слышу мамин голос: «Сереженька, да какая тебе разница, кто она такая, чем занималась и откуда у нее такие деньжищи, если она так хорошо относится к тебе, окружила тебя заботой, кормит свежим творогом и супом из домашней курицы, ты спишь на простынях из египетского хлопка. Сережа, она купила тебе «Блютнер»! Конечно, женись на ней, вот увидишь, она желает тебе исключительно добра. Скорее всего, она просто одна из твоих поклонниц, да просто у тебя заниженная самооценка и ты не допускаешь мысли, что тебя могут вот так сильно любить».

Да, скорее всего, именно это она и посоветовала бы.

Но как же мне было грустно без нее и одиноко! Ведь она всегда была рядом, с самого моего рождения. Она жила для меня!

Год, который мы втроем прожили в Пчелке, в нашем доме, оказался для нас всех плодотворным. Благодаря упорным занятиям, гаммам, сложным упражнениям, этюдам я вернул себе технику, повторил все свои старые программы, составил себе новую, сложнейшую, и начал разучивать Первый концерт Рахманинова! Я имел тогда самое смутное представление, где и с каким оркестром я смогу его исполнять, если вообще мне это будет позволено. Ведь я не принадлежал уже себе.

Отто Круль — мой агент, человек, который всегда и во всем поддерживал меня и организовывал мои концерты в Европе, стал в моем сердце персоной нон грата. Увидев меня, покалеченного в больнице, он понял, что с моей карьерой покончено, что я, скорее всего, больше никогда не вернусь к концертной деятельности. Думаю, что он все же поговорил с врачом и узнал, что мои травмы не столь опасны и что, если меня подлечить, я верну себе прежнюю физическую и, быть может, психологическую форму. Да только зачем вкладывать в меня деньги, когда их можно потратить на кого-то другого, здорового и перспективного? Я даже примерно знал, кем он займется… Один молодой немецкий пианист Феликс Винтермейер…

Как-то раз, затеяв с Валентиной разговор об агенте, продюсере и лишь упомянув Круля, она, услышав это имя, выставила вперед руку с задранной кверху ладошкой: стоп!

— Ты что-нибудь знаешь о нем? — удивился я.

— А ты как думаешь? Меня интересует и заботит абсолютно все, что связано с тобой, с твоими концертами. Круль твой — подлец. Кроме того, он остался должен тебе денег. Но и это еще не все. Ты, твое здоровье, твои руки, наконец, были застрахованы! Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Что-о?… — В эту минуту я вдруг почувствовал жар, меня даже затошнило. Вот оно, подумал я, вот то, ради чего со мной все носятся! Неужели все дело в моей страховке? Сейчас еще окажется, что мои руки застраховали на миллион евро! — Ты серьезно? Постой… Я что-то такое припоминаю… Я подписывал страховые документы, это было в Германии, я думал, что речь идет о простой медицинской страховке…

— Нет, твои руки застрахованы Крулем в одной очень солидной страховой конторе на шестьдесят тысяч евро. Не такая уж астрономическая сумма, но ты легко бы мог получить эти деньги, если бы Круль занялся этим. Но так и быть, я сделаю это сама. Надеюсь, ты не думаешь, что я обманываю тебя и страховая сумма больше?

Она как-то грустно улыбнулась и принесла из своей комнаты мои документы. Целая папка с документами, среди которых было и мое свидетельство о рождении, и аттестат о среднем образовании, и диплом, и награды, и страховка, а также свидетельство о смерти моей матери. Все те ценные бумаги, которыми мы обрастаем с каждым прожитым годом.

— Все в целости и сохранности, спасибо твоей соседке. Надо будет ее отблагодарить, когда мы поедем в С.

— А мы поедем?

— Конечно! Зарегистрируем наш брак здесь, а свадьбу справим там!

— Но у меня же нет квартиры, где всех соберем?

— В ресторане, Сережа! А сами поживем первое время немного в гостинице, а потом присмотрим себе квартиру. Поближе к консерватории или филармонии. В тех районах, где живут музыканты, профессура.

— Они живут на Набережной, — зачем-то сказал я.

— Вот и хорошо!

— А этот дом?

— За ним будет присматривать один человек. Ты его не знаешь.

— Неужели есть кто-то еще, кому ты доверяешь? — уколол я ее невольно, с трудом на самом деле представляя себе второго Ерему.

— Это сын одного человека, который помогал мне здесь, в Москве, пока Ерема был занят. Его зовут Ваня, он работает за компьютером, поэтому ему все равно, где находиться, в городе или здесь, в лесу. Для него главное — Интернет. К тому же, по словам Еремы, Ваня — человек очень организованный, ответственный, и ему не будет трудно поливать время от времени мои цветы, пылесосить, ну и все такое…