Книга Тейа - Олег Ёлшин

Начальник штаба снова почесал затылок, грустно посмотрев на стол, – мухи безнаказанно садились на еду, с такой любовью и заботой приготовленную к приезду дорогих гостей. Видимо, прием сорвался.

– Арестовать – арестуем, а расстрелять не можем.

– Почему?

– По уставу не положено. Расстрел допустим только в военное время.

– Болван, военное время уже наступило!

– Только завтра в 6.00.

Президент осмотрел штаб, поправил галстук и уже спокойным голосом на родном языке с акцентом произнес:

– Завтра в 6.00 вы получите мой приказ, и с Богом. Родина ждет ваш подвиг.

– Слушаюсь, господин генералиссимус… простите… верховный главнокомандующий, – произнес начальник штаба и вытянулся по струнке, отдавая честь. Встреча была окончена, а эти двое вернулись в вертолет.

Они снова поднялись в воздух, и Вудли посмотрел на Бобби. Сначала тот был взбешен, он еще не отошел от убожества своих армейских начальников. Потом, вспомнив что-то, озорно оглянулся в сторону границы и захохотал. Он смеялся долго и без остановки, вспоминая свою оплошность. Смеялся, как нашкодивший ученик, забывший урок, но вышедший из положения. Хохотал над ними, над собой, над этой страной и искренне получал удовольствие. Он играл в президента, шел по краю и получал ни с чем несравнимое наслаждение. А теперь гомерически хохотал, используя каждое мгновение полета в своей должности, которая дается лишь единицам на этой планете. А он и был тем избранным счастливцем, потому напоследок ликовал…

Снова президентский дворец. Бобби пил и не пьянел. А глаза его наливались дьявольским блеском. Иногда, вспоминая свой конфуз перед армией, он всхлипывал и начинал смеяться. Наконец, Вудли решил, что пора заканчивать.

– Бобби, – спокойно сказал он, – ты отменишь приказ, и никакого наступления не будет.

Бобби от этих слов как-то сжался и жалобно посмотрел на Вудли. Это был взгляд ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. Дикое, звериное сожаление, как у собаки, которой показали кость, дали понюхать, а потом забрали.

– Почему?… Вудли, почему?

– Это приказ, – спокойно ответил Вудли.

– Нет… Невозможно…

Вудли посмотрел на этого человека, и на мгновение ему стало его жалко. Тогда он решил потратить на него еще несколько минут. Когда-то это был гениально отработанный план, его детище, и в глубине души Вудли гордился им. Четыре года назад никто не знал, даже поверить не мог, что через несколько месяцев в этой стране будет избран такой президент. Без гражданства, без имени, как говорится, без прописки. Человек ниоткуда. Но изящная операция – несколько миллионов заморских денег – и целый народ отдает за него свои голоса. За Вудли, черт возьми! Если бы он тогда перепутал их имена так же, как этот человек сегодня языки, любой человек, любой Бобби или Вудли мог стать президентом целой страны. Бобби был его детищем. Тогда Вудли доказал себе и остальным, на что способен простой разведчик, а после блестящего восхождения этого придурка он стал лучшим, стал главным специалистом «организации». И теперь ему было это ничтожество жалко…

– Снова жалко, – подумал он. – Старею, пора на покой.

И все же он сделал последнюю попытку – вылил на пол остатки вина из бокала Бобби и, сев напротив, дружески заговорил:

– Бобби, не будь придурком, – начал он, – мы пока тебя не увольняем, но ты должен выполнить приказ.

– Нет! – Бобби подскочил, словно вывернулся из цепкого захвата разведчика. – Нет! Машина уже запущена! …Ты не понимаешь… Пусть я здесь чужой и родина моя далеко, за океаном, все равно! Я полюбил эту страну, народ! Я хочу сделать этих людей счастливыми. Я верну им земли, восстановлю справедливость, объединю семьи, объединю нацию! Больше они не будут смотреть через ту реку в надежде увидеть вдалеке мать или брата…

Он говорил, как искуситель, как дьявол.

– Вудли, ты помнишь, как мы стояли тогда на баррикадах? Люди зажигали свечи, пели. Помнишь, как ночью перед зданием парламента было холодно. Тысячи людей стояли рядом. Они держались за руки и с надеждой смотрели на меня. Какая-то женщина подошла, сняла теплую шаль и накинула на меня… На нас… И так под этой шалью вдвоем мы с тобой простояли до утра, а потом жаркое солнце и тепло… И победа…

Он говорил, как великий оратор. Где-нибудь в Оксфорде или на сцене драматического театра ему не было бы цены. Но только не здесь, перед Вудли…

– Мы арестуем завтра твои счета в странах, куда ты их от нас спрятал, – мягко сказал Вудли.

– Нет! – Бобби отпрыгнул от него и как-то обмяк. Потом сел на стул, молча глядя сквозь стены куда-то вдаль, мысленно находясь далеко отсюда. А его глаза снова наливались кровью. Нет, он не был пьян, он находился на пике возбуждения, временами казалось, что он обезумел.

– Мне наплевать на эти деньги. Наплевать на родственников, которые, как пиявки, ко мне присосались, – никогда не знал, что их так много… Наплевать на этот жалкий народец… Ты не понимаешь! Завтра я сяду в танк, махну рукой и пойду воевать! Тысячи людей, увидев это, двинутся за мной и будут стрелять, убивать. Убивать соседей, друзей, родных… Они будут идти за мной, за своим президентом, которого избрали и теперь будут за него умирать… Тебе этого не понять. Ты никогда не был здесь, наверху, и не знаешь, что это такое… За это можно отдать все… И пока я президент и генералиссимус,… то есть, главнокомандующий, мне наплевать на ваши приказы!

Бобби обезумел. Теперь уже ничто не могло спасти этого маленького монстра в его маленькой стране. И Вудли больше не было его жалко…

– Но даже если мои снаряды завтра не полетят туда, в ту сторону, они все равно разорвутся.

Это последнее, что Бобби смог произнести. Перед его глазами мелькнула вспышка света и все… Это был конец… Конец маленького человека и большого гения. Маленького Наполеона, так и не успевшего стать Императором…

15

Вудли беспрепятственно покинул дворец. Охрана его хорошо знала, и были четкие указания – всегда, в любое время суток, пропускать этого человека. Его и пропустили, даже проводили к выходу, пожелав доброго пути, просив, не забывать дорогу во дворец. И теперь он шел по городу, озираясь по сторонам.

Всегда после выполнения задания в душе занимала место пустота. Вот и сейчас он разглядывал пешеходов, смотрел на машины, на дорогу, где светофоры пунктуально пропускали людской поток вниз, к морю. Улицы заполнялись нарядными горожанами. Было лето, было жарко, все стремились по своим субботним делам. Спешили или не спешили вовсе, и Вудли стало приятно, что завтра он не впустит сюда толпы людей в военной форме, танки не пойдут по этим улицам, сбивая светофоры, армии мародеров не будут входить в дома, забирая трофеи, военные арестовывать этих загорелых мужчин, преступники насиловать женщин. И как хорошо, что этот город и страна не узнают, что такое война…

На следующее утро, проснувшись в номере отеля, он четко последовал инструкции. Забрать отсюда его могла только «организация» в условленном времени и месте, и теперь он выжидал. Почему он не мог сам вернуться домой? Это было другое время. Он никогда в это не верил, по своему складу ума не мог серьезно относиться к такой версии, но вопросы лишние не задавал – так его учили. Другое, так другое! Поэтому терпеливо ждал. Условленное место – уютное кафе в самом конце набережной. Время на больших круглых часах, висевших напротив, 09.50. И теперь, когда еще оставалось несколько минут, можно было, не торопясь, выпить чашечку утреннего кофе.