Книга Анабиоз - Илья Бушмин

— Мои?

— Ну не мои же.

Я показал паспорт. Майор пошелестел страницами.

— Судимый?

Условный срок не считается, решил я.

— Нет.

— Наркотики, оружие с собой есть?

Интересно, если засунуть руку в окошко и дернуть его за галстук на себя — расшибет ли он лицо о перегородку?

— Я к вам обратился за помощью в поисках пропавшего родственника, — сказал я. — А вы хотите на меня что-то найти? А как же служить и защищать?

— Умничать будешь?

Вмешался постовой.

— Михалыч, да ладно ты.

Это заклинание, вероятно, было эффективным с майором. Михалыч встал, кряхтя, порылся в ящике за спиной.

— Сергей Владимирович Рогов?

У меня от неожиданности что-то екнуло в груди.

— Да, это он! Брат был здесь?

— Нам на него ориентировка пришла, — майор был уныл до невозможности. — Из Москвы. Ищут, значит.

Я нахмурился.

— Не заметно, чтобы эта ориентировка висела на видном месте.

— Не умничай.

Постовой снова повторил заклинание: «Михалыч, да ладно ты». И снова сработало. Какой удивительный мир нас окружает. Дежурный майор сел за компьютер, лениво и уныло пощелкал клавишами.

— Потеряшек у нас не было. Неопознанных трупов тоже. Сигналов из больницы не поступало.

Сказав все это, он тут же забыл о моем существовании. Как и постовой.

Назад к зданию вокзала я возвращался в одиночестве. Успокаиваться было нельзя — ведь не для того я приехал сюда, чтобы поговорить с двумя полицейскими и сразу же отчаливать. Нужно было исключить любую вероятность, что Сергей был здесь, и лишь тогда покидать городок. Я снова набрел на толпу таксистов в зале ожидания и обратился к бойкому зазывале:

— Поселок большой?

— Это город вообще-то, — обиделся таксист.

— Это многое меняет, — заверил я. — Больница далеко?

— Прилично.

— Сколько?

Когда спрашиваешь у таксиста «Сколько?», совершенно неважно, в каком контексте. Он всегда поймет этот вопрос правильно. Таксист назвал стоимость поездки до больницы. Я кивнул, и мы выдвинулись на привокзальную площадь.

По пути я узнал, что, оказывается, находился в Мордовии. Сказывались топографический кретинизм и недостаток образования. О чем-то таком мне всегда толковал Сергей.

Пока мы ехали в больницу, я глазел в окно. Крохотные частные домики и пятиэтажные жилые дома, погруженные во мрак. Редкие встречные машины. На большинстве улиц царила непроглядная темнота, на других горели одинокие фонари, которые только подчеркивали пустоту вокруг. Маленькие городки типа Рузаевки по ночам практически вымирали. Раньше я даже не мог такого представить.

Центральная районная больница была погружена во тьму. На территории было очень мало света, в основном из окон корпусов. Территория была большой, и я тыкался по ней, бродя мимо беседок для встреч больных с родственниками, мимо зданий и строений. Пока не наткнулся на станцию «скорой помощи».

Тарабанил долго. Дверь открыл мужик в форменной синей безрукавке работника 03 и с монтировкой в руках. Он угрожающе зарычал:

— А ну пошел отсюда, наркоман, или все кости переломаю!

— Обязательно уйду, — пообещал я очень вежливо и спокойно. — Но не могли бы вы показать вашим сотрудникам фотографию одного человека? Он пропал, и я везде его ищу.

Мужик опустил монтировку.

Пара минут разговоров, и он даже запустил меня внутрь. Держа монтировку наготове, мужик позволил мне подойти к диспетчерской — здесь была всего лишь одну женщина — и поговорить. Я вкратце объяснил, в чем дело, и передал ей фотографию Сергея.

— Там на обороте мой сотовый. Покажите, пожалуйста, всем врачам. Если положите на видное место, они сами увидят. Вдруг они подбирали этого парня недели полторы-две назад? В районе вокзала. Если узнают — пусть позвонят. В долгу я не останусь.

Женщина закрепила фотографию Сергея на стекле так, чтобы каждый подходящий к диспетчерской видел снимок.

До утра я коротал время, куря одну сигарету за одной, на лавочке в десятке метров от станции «скорой помощи».

Где-то далеко лаяли собаки. Воздух здесь был удивительный. Живя всю жизнь в Москве, ты не задумываешься о том, чем дышишь. Сейчас я вдыхал чистый воздух, от которого аж распирало легкие, запахи каких-то трав и растений — и поразительную тишину.

Когда часы на сотовом показали 8 утра, я принялся обходить больничные отделения. В первую очередь меня интересовали хирургия и травматология. Безуспешно. Затем, отгоняя от себя панические мысли, я стоически отправился в морг. Морг здесь был совсем крохотным, но от него разило приторным тошнотворно-сладким запахом мертвой плоти. Работник патологоанатомического бюро, только пришедший на работу, взглянул на фото Сергея и заверил, что такой экземпляр к ним не поступал.

Так и сказал, экземпляр. Но пусть называет Сергея хоть рулоном. Главное, что мой брат не попадал в морг этого городка.

Слава богу.

Оставались морги еще 12 городов России на пути следования поезда.

Автобусная остановка была сразу за территорией больницы. Я был здесь чужаком, но прикинул, что мне нужен автобус с надпись «Вокзал». Таким автобусом был первый же. Возможно, через вокзал и больницу здесь шли вообще все автобусы.

На вокзале я оказался около полудня. До моего поезда оставалось 14 часов. Целая вечность. Благодаря вечернему сну в поезде я, несмотря на бессонную ночь, чувствовал себя вполне сносно. Добрел до закусочной — теперь усталую женщину здесь сменил седоватый мужичок. Я показал фотографию Сергея и ему. Брата он не встречал. Я заказал два хот-дога и кофе.

— Брата, значит, ищешь, — озадачился мужичок. — Ты бы, парень, объявления расклеил. На столбах. И на остановке на площади, там почти все отираются.

Я собрался в поездку спонтанно, у меня не было никакого плана. Сейчас это ощущалось.

— А как сделать листовки? И где?

Мужичок почесал затылок.

— Это точно не ко мне.

Идея была хорошая. Листовки пригодятся мне и в других городах, куда я отправлюсь сегодня же ночью поездом «Москва-Оренбург». Поэтому я купил билет до Сызрани — следующего города в моем списке — и пошел бродить по окрестностям.

Подходящее место нашлось через пару кварталов, на Вокзальной улице. Это был небольшой компьютерный магазинчик, но объявления на двери кричали: «Принтер», «Сканер», «Ксерокс». За прилавком скучал, тыкая кнопки телефона, парнишка лет 20. Он испуганно уставился на мои татуировки. А когда я объяснил, что мне нужно, несказанно обрадовался.