Книга Пеле. Исповедь влюбленного в жизнь - Пеле

В команде царила хорошая атмосфера. Между нами установилась особая связь, и у каждого помимо «футбольного» имени появилось прозвище. Встречались у нас и странные имена – никуда от этого не денешься. В Швеции Жилмар был «Жирафом», возможно, из-за длинной шеи; Кастильо, отличный человек, был «Бурисом», хотя я не уверен, связано ли это со сходством с актером Борисом Карлоффом или же с тем, что он произносил «buris», когда просил bule, кофейник. Де Сорди был «Cabeça», то есть «Голова»; у Джалмы Сантоса было несколько прозвищ, но больше всего всем нравилось «Rato» («Крыса»). Беллини, которого в «Васко» звали «Капитан», теперь стал «Boi» – «Быком». Дино Сани стал «Joelho» – «Колено», потому что он был лысый, и голова у него была похожа на коленку. Не могу сказать, как мы прозвали Зито и Орландо, они бы мне этого никогда не простили. Диди был «Черной цаплей», Маццола был «Cara de Pedra» – «Каменным лицом». Пепе мы назвали «Macaroni», понятия не имею почему. Загалло был «Плаксой», а меня, черного, прозвали «Alemão» – «Немец», опять же, я не знаю почему.

Это все были лишь глупые шутки, мелочи, но они объединили нас и способствовали развитию в коллективе дружеской атмосферы, что помогало нам на протяжении всего пути. Мы уже знали, что были сильной командой, и хорошо подготовились: помимо Феолы и доктора Гослинга с нами работал Пауло Амарал, пионер физической подготовки игроков. Он заставлял нас тренироваться изо всех сил, без послаблений, и не принимал никаких отговорок. Единственное, чем я тогда был недоволен (но я ему этого, конечно, не говорил), так это тем, что он всем давал одинаковые упражнения вне зависимости от физической формы, возраста или конституции. Дело даже не в том, что я недавно получил травму, мне по-прежнему было всего семнадцать лет, так что я полностью прочувствовал на себе последствия такого режима. Но в те дни само присутствие хоть какого-нибудь тренера было огромным прогрессом. И на самом деле интенсивность занятий отлично соответствовала такому короткому мероприятию, как Чемпионат мира, в котором можно было сыграть в шести матчах максимум.

Помимо прозвищ и тренировок нас еще объединяли маленькие путешествия, в которые мы отправлялись всей командой, – в парк «Лисеберг» в Гетеборге, например, где я от души повеселился, метая дротики в мишени. Еще мы ходили в танцзалы, где можно было послушать разные группы или посмотреть шоу, кроме того, там всегда было много девушек. Шведкам мы нравились. Особенно их привлекали черные – наверное, наш экзотический образ был для них в новинку. Помню, что за мной бегали все четырнадцати– и пятнадцатилетние девчонки. Обычно наибольшим вниманием противоположного пола пользуются высокие красавчики вроде Мауро или Жилмара, вратаря, или Нилтона Сантоса. Но нет – тем девочкам нужны были маленькие crioulos: я, Диди и Моасир; они считали нас по-настоящему красивыми! Чудесное было время. У меня даже произошел небольшой роман с роскошной шведкой по имени Илена, которую моя темная кожа восхищала настолько же, насколько меня – ее голубые глаза и белокурые волосы. В Хиндосе у нас также была возможность рыбачить, что мне очень нравилось. В спокойствии и тишине мои мысли парили… Я мечтал о здоровом колене, думал о футболе.

Я еще не оправился от травмы к нашей первой игре против Австрии в Удевалле, поэтому за матчем я наблюдал со стороны. Мы хорошо начали. Маццола вывел нас вперед, а Нилтон Сантос с легкостью забил второй гол, а Маццола в последнюю минуту добавил и третий. Мы все были довольны этой победой.

Три дня спустя мы играли против Англии в Гетеборге, и снова доктор Гослинг сказал, что, несмотря на лечение, было слишком рано подвергать колено такому испытанию. Этот матч дался нам тяжелее первого, и мы смогли лишь удержать ничью 0:0. Англичане отлично справились со своим домашним заданием и привезли сильных защитников, включая Билли Райта из «Вулверхэмптон Уондерерс» и Дона Хоу из «Вест Бромвич Альбион». Они сдерживали Диди, хотя Вава однажды попал в перекладину, два удара Маццолы блестяще отразил вратарь Колин Макдональд.

И вот замаячил третий матч против СССР, последний в группе. Результат был для нас очень важен, и мы волновались, поскольку не чувствовали, что показывали все, на что были способны. А команда СССР была о себе очень высокого мнения. Из-за холодной войны их побаивались, и они выиграли олимпийское золото в 1952 году в Хельсинки. Как и наша команда, СССР победила Австрию и вничью сыграла с Англией, так что в нашей группе последний матч был решающим. К тому времени я на стены лез от разочарования. На тренировочных матчах между основным составом и запасными мы с Гарринчей (запасные) размазывали основной состав. Мы сводили их с ума. Когда эти матчи судил Пауло Амарал, ему приходилось выносить сомнительные решения не в нашу пользу, потому что иначе у них не было никаких шансов на победу.

Я узнал, что буду играть в том матче еще за день до него. Зито, мой товарищ-полузащитник из «Сантоса», подошел со мной поговорить и сказал: «Думаю, пришло наше время». Я ответил: «Что, в этом матче, в самом сложном?» Он сказал, что Маццола чувствует себя не очень хорошо, и он подумал, что нам обоим дадут шанс. А потом представитель делегации, Насименту, спросил меня: «Ты готов? Феола собирается тебя взять».

Мы с Гарринчей играли с основной командой на последней тренировке. Она была запланирована на полдень, но Феола разозлился из-за присутствия журналиста, передававшего информацию советской команде, так что он в последний момент перенес тренировку на утро. Сразу после завтрака мы пошли на поле. Я знал, что за мной будут пристально наблюдать, поэтому был осторожен. С другой стороны, я отчаянно хотел произвести хорошее впечатление. Сначала я немного постоял в воротах, потом поиграл на позиции левого полузащитника, и когда я перешел на позицию атакующего полузащитника, я почувствовал себя увереннее, колено меня не подводило, и я смог бегать и прыгать в полную силу. Я хорошо себя чувствовал.

Потом доктор Пауло напишет, что Феола обернулся в этот момент и сказал: «Слава богу, доктор Пауло; судя по всему, парень снова в ударе». Пауло спросил, буду ли я играть в основном составе, и Феола ответил: «Разумеется! Я так долго этого ждал». Доктор Гослинг согласился с этим заключением. Казалось, я был в полном порядке.

Как бы то ни было, предстояло преодолеть еще одно препятствие. В ходе подготовки наш психолог, доктор Жуан Сарвальес, провел тесты. Мы все должны были нарисовать человечков и ответить на некоторые вопросы – результаты помогли бы доктору Жуану оценить, можно ли было нас брать в команду или нет. Казалось, что либо такие методы опережали время, либо же просто были несколько странными. Может, и то, и другое. И доктор заявил, что меня нельзя включать в основной состав: «Очевидно, что Пеле инфантилен. Ему не хватает боевого настроя». Он также посоветовал не брать Гарринчу, который ему показался недостаточно ответственным. К счастью для меня и Гарринчи, Феола всегда руководствовался чутьем, а не мнением экспертов, так что он просто серьезно кивнул психологу и сказал: «Возможно, вы правы. Дело в том, что вы ничего не понимаете в футболе. Если колено Пеле в порядке, то он играет!».

Как только мое имя появилось в списке футболистов, это вызвало у людей любопытство. Мне было всего семнадцать, я считался самым молодым участником турнира, и пресса навострила уши. До этого все внимание было обращено на советскую команду – они числились фаворитами, и в их сборной играли несколько футболистов мирового уровня, включая непробиваемого вратаря Яшина и нападающего Симоняна.