Книга Сага о реконе - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты там поосторожнее, – предупредил его Скальд, – донизу полкилометра лететь, ушибиться можно.
– Я учту.
У самого края, где за гребень скудной почвы цеплялись битые ветром кустики, лежала рыжая корова, с долготерпением травоядного перемалывая жвачку. Вдалеке загавкала собака.
– Тут сетер, – сказал Васнецов, – верхние луга. Они в общинном пользовании, здесь, как местные говорят, «рога встречаются с рогами и копыта с копытами».
– Типа, колхоз.
– Ну, нет. Коровы-то чьи-то все, только земля как бы ничья. Альменинг[37].
– Пошли-ка отсюда, – сказал Щепотнев, прислушиваясь к лаю собак. – Пока пастухов не видно.
– Правильно, чего зря светиться? – бодро ответствовал Йохан. – В принципе, имеем право. Здесь же не только сетер, тут еще и дорога проходит в соседние фьорды. Вон видишь колею?
– Пошли, пошли…
И они пошли.
Константин Плющ
«Море смеялось»
На следующее утро Костя с Валеркой встали рано – невозможно было долго валяться, когда вокруг такое!
За скромным завтраком они познакомились с дружной компанией молодых Регуляторов, за плечами которых числилась всего одна ходка в прошлое.
Сошлись легко, ибо рекрут и начинающий регулятор мало чем отличаются.
После завтрака компания разбилась на две группки – охотников и рыболовов.
Первые желали поохотиться на динозавров, а вторые – порыбачить.
Охотники потащили с собой Бородина, а рыбари увлекли Плюща.
– Не переживай! – хлопнул его по плечу Лангместур, коренастый парень из Твери. – Никуда они не денутся, эти ящеры.
– Ага! – хмыкнул Паль. – Один как-то раз сбежал. Эти дурачки приволокли живьем какого-то… этого… ну завра, короче. А он и удрал! Знаешь куда? В древний Новгород!
– Я что-то такое читал, – встрепенулся Костя. – Было что-то в былинах про Ящера!
– Мозозавр это был, – спокойно сказал Пэтр. – Он, когда портал покинул, в озере Ильмень поселился. Я даже строки из летописи заучил: «лютый зверь-коркодел перекрывал в той реке Волхове водный путь. И, не поклоняющихся ему, иных пожирал, иных потоплял. Поэтому люди, тогда несведущие, сущим богом окаянного того называли, или князем Волхова». Святилища ему строили на болотах и на берегах рек, жертвы приносили – черных кур в воду кидали…
– …И молодых девиц, – подхватил Ингвар.
За разговором они вышли за ворота замка и потопали по набитой тропе, пока та не вывела их к гладким пескам.
На пустыню здешние места походили мало, скорей уж на бесконечный пляж. Если не оглядываться назад, на стены и башни цитадели, то по сторонам открывался обалденный простор. И тишина.
– Силур! – торжественно сказал Лангместур. – Тут не то что птиц – мух и тех нету. Не появились еще!
– Здорово! – искренне сказал Плющ.
Оглянувшись в очередной раз на замок, Константин замер. Замка не было.
Вокруг, насколько хватало глаз, стелились ровные, безрадостные пески.
– А… где?
– Страшно? – хмыкнул Паль. – Я тут третий раз, а все равно как-то не по себе становится.
– Мы в прошлом, Костян, – объяснил Лангместур. – Чуть ли не полмиллиарда лет до нашей эры. Прикинь?!
– Ничего себе…
– А ты думал! Да ты не бойся. Вон, видишь два камня? Там и проход. На портал как-то не тянет!
– А вдруг…
– Вдруг – что? Камни кто-то унесет? А тут некому! На сушу еще ни одна тварь морская не вылезла.
– Тут медитировать хорошо, – похмыкал Паль. – Тишина… И пустота.
– Слушай, – сказал Лангместур, – мы тут все зовемся на манер викингов. Я вот Максим. По-латински значит – «наибольший», а во фьордах говорят…
– Лангместур!
– Точно! Ты у нас Константин? С латыни это значит «постоянный», а по-викингски – «эваранди». Годится?
– Годится!
Океан уже выдавал себя блеском волн.
Дорогу к берегу преградил неширокий ручей, на берегу которого росли довольно странные растения с буро-зелеными ветвями, разделявшимися строго надвое и лишенными листьев, – их покрывала чешуя. На концах веток покачивались спороносы.
– Это ринии, – опознал их Ингвар, – а вон те, на канделябр похожие, называются куксонии. Если у них ветку отломить, грибами пахнет!
Это были еще не настоящие растения, у них даже корней нормальных не было, не то что листьев. На суше все только начиналось.
Константин вздрогнул.
Он попытался представить себе бездну времен, пролегших сейчас между ним и таким далеким XXI веком – сотни миллионов лет!
– Страшно? – криво усмехнулся Паль.
– Не по себе, – признался Плющ.
Паль кивнул.
– Это у всех так, только не каждый признается.
Наконец, они вышли к берегу – гладкому пляжу, простиравшемуся далеко за горизонт. Под ногами похрустывали мелкие ракушки и выеденные панцири. Теплые волны лениво накатывали на песок. Картинка!
А на переднем плане, причаленная к вбитому в песок колу, покачивалась лодка. К ней вели мостки – пара досок, хлябавших под ногами.
– Все на борт!
Экипаж повалил на плавсредство, занимая места.
– Это скедия из фьордов, – сказал Лангместур. – Нореги и даны говорят: скейд.
– Потренируюсь, – улыбнулся Костя.
– Ну! Отдать швартовы! Весла на воду!
Костя-Эваранди уселся на скамью, вытащил резную затычку, отворяя лючок, и просунул сквозь него весло. Кожаная манжета посопротивлялась и уступила-таки. В сущности, она исполняла сразу две функции – не позволяла воде заливать палубу через лючок, а заодно удерживала весло на манер гибкой уключины.
Лангместур уселся на место кормщика, сжимая рукоять правила, опущенного в воду с правого борта.
– И… раз! – задал он ритм гребли. – И… два!
Скедия легко стронулась, поплыла, острым форштевнем рассекая тихую воду.
– А купаться тут можно? – поинтересовался Плющ.
– А ты глянь! – ухмыльнулся Ингвар.
Костя высунулся за борт.
Море было мелким, а вода прозрачной. Было хорошо видно, как по дну ползают здоровенные полуметровые трилобиты, копошатся толстые бахромчатые черви, покачиваются в такт прибою шестилучевые губки и водоросли.
Противно извивались бесчелюстные твари, вроде миног, за ними охотилась панцирная рыба, чья голова была защищена плитками роговой брони. Неожиданно поднялась муть – это явился гигантский, в рост человека, ракоскорпион.
