Книга Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

— Тем лучше, если избранник богов будет служить тебе.

— А я не бог и не избранник богов. Я великий царь Аорсии. Я создал её вот этим мечом! — Он поднял меч над головой и обратился лицом к полуденному солнцу: — Слышите, боги! Я не бился с дэвами и мёртвыми царями и не держал в руках небесного золота. Но я хочу, чтобы аорсы были в Скифии первыми, а не последними. Ведь и Великой Скифией правили степные цари. Народ воинов должен повелевать народом пахарей — разве не такова Огненная Правда?

— И всё же, отец, с чем мне ехать на север? — почтительно, но настойчиво спросил Инисмей.

Фарзой вложил меч в ножны и сказал спокойно и деловито:

— Я хочу, чтобы царём росов и моим наместником на севере был Ардагаст. Только не говори этого прямо. Я не кесарь, чтобы назначать царей. Просто дай понять, на чьей я стороне. Кстати, предки Ардагаста были наместниками сарматов царских в этой стране. В крайнем случае пусть зовётся ещё и царём венедов. Но никаких великих царей и никаких городов и городков на севере быть не должно. Пусть венеды живут в сёлах, а защищать их от всех врагов будем мы, сарматы! И чтобы дань со всех венедских племён собиралась исправно.

Фарзой улыбнулся и погладил золотую пряжку на перевязи своего меча. На этой пряжке бог с невероятно хитрым узкоглазым лицом довольно ухмылялся, держа за лапы двух грифов.

— Видишь, сынок? Вот бог охоты. Захочет он, будут звери драться, не захочет, не будут. А ведь это грифоны, звери Солнца, самые могучие, самые храбрые в трёх мирах... Так вот и нужно править царством. И царской семьёй тоже.

— Это ты о моих жёнах? Из них на грифона бывает похожа только Уацират, когда решит, что её, дочь Умабия, царя верхних аорсов, унизили перед гостями. «Унизили» — это если на ней золотых побрякушек висит меньше, чем на Миловиде.

На курносом лице Фарзоя заиграла довольная улыбка.

— На то она и первая жена наследника царства. За Дунаем ты воевал храбро, но не очень удачно, зато добычи взял много. Это все должны видеть. А твоя тихая Миловида тебе редко жалуется, но хорошо умеет плакаться своим венедским родичам, как сарматы притесняют её, мать первородного сына наследника. Ты не знаешь, а я знаю. На то я и царь.

Инисмей хмыкнул и потёр затылок:

— Грифоны, помнится, стерегут золото. А с моими «грифонами» только и думай, идти в набег или гнать скот в Ольвию на продажу.

— Миловида у тебя много не просит. А Уацират намекай, что первая жена тоже кое-что должна. Например, родить наследнику сына, а не только девчонок. Боги, кому же достанется после нас всё это? — вздохнул царь аорсов.

Ковыльная равнина была безмолвна. Молчало золотое солнце — всевидящий глаз голубого неба, Бога богов. Только с одного из курганов, возвышавшихся за городищем, взмыл в небо орёл-могильник и полетел на север. Была то птица или душа сколотского богатыря?

В венедском селе над тихой речкой Соб, далеко к западу от древнего Пастырь-града, в обширной белой мазанке, крытой камышом, за столом сидели двое. Гость, щуплый чернявый грек в коротком хитоне и сарматских шароварах, уже управился с полной миской вареников в сметане и теперь потягивал золотистый хмельной мёд из лощёной глиняной кружки, закусывая пирогом с капустой.

— Твоё угощение бесподобно, почтенный старейшина Добромир, а твой мёд не уступит хиосскому вину. Ваши простые скифские боги, спустись они с неба, были бы довольны твоими яствами. Это говорю я, Хилиарх, сын Хилонида, бывавший за столом у царя Эдессы и первосвященника иудеев.

Хозяин, дородный, с седеющей бородой во всю грудь, обтёр губы после карасей в сметане и с хрустом раскусил сочное красное яблоко.

— Потому тебя и угощаю, что ты пройдоха. Весь свет прошёл, нигде не задержался, никому не попался. Все ходы и выходы знаешь, многим служил, а голову ни за кого класть не будешь. Вот и скажи мне: если Ардагаст, мой племянник, станет царём росов, что скажут... там, на юге?

Наслаждаясь собственной значимостью, грек допил мёд, съел крупную жёлтую грушу и не спеша заговорил:

— В Ольвии, как и во всей Империи, правят, увы, не философы — волхвы по-вашему — и даже не кесарь с его чиновниками, а торгаши. Чтобы они хоть полюбопытствовали, кто там царствует над каким-то варварским племенем, нужно, чтобы этому племени было чем торговать. А у вас тут много чего есть на продажу. У росов и прочих сарматов — кони и другой скот, шерсть, кожа. У венедов — меха, мёд, воск...

— Пшеница! — подхватил Добромир. — Вот наше золото сколотское, венедское! Когда сколотам-пахарям не мешали землю пахать — все их знали. Всю греческую землю мы хлебом кормили.

— Да, о вас писал Геродот, Отец Истории! — важно поднял палец Хилиарх. — Так вот, если в Скифии появится сильный царь, который даст вашему народу спокойно сеять хлеб, а росам — пасти стада, то на юге, и особенно в Ольвии, этому будут только рады. Кстати, твой род живёт как раз на старом торговом пути из Ольвии к сколотам по Гипанису[18].

Добромир довольно потёр руки:

— Не прогадал, хе-хе! Когда все наши от сарматов разбегались по лесам, по болотам, к чертям да лешим поближе, я несколько родов увёл сюда. Здесь, может, и опаснее, зато земля какая! Одного боюсь: прослышит кесарь про нового сильного царя и пришлёт легион. Нет такого народа, чтобы перед римлянами выстоял. Фарзоя и то одолели.

— Новости из Вечного города доходят до вас слишком поздно, — снисходительно усмехнулся грек. — Это было при Нероне, который веселил Рим игрой на кифаре и бредил завоеванием мира. А кесарь Веспасиан — человек старый, скучный и бережливый. Он считает каждый медный асе и не хочет никого завоёвывать, чтобы не тратиться на армию. С него хватает войны с иудеями, унаследованной от Нерона.

— Любят боги римлян, если такого царя им послали. За кесаря Веспасиана! — Опорожнив кружку мёда, старейшина заговорщически наклонился к Хилиарху: — Я вот и сам такой. Тебе что обо мне говорили? Что я трус, чуть не предатель? Отец мой Властимир и брат Гремислав молились Перуну грозному, брат Зореслав — Даждьбогу праведному, а я — Велесу премудрому и пребогатому. Они погибли под Экзампеем в бою с росами, а я в том бою вовсе не был. Собрал остаток племени да привёл сюда. А кто такой был Зореслав, как думаешь?

— Герой, если судить по его сыну.

Добромир склонился к греку ещё ниже и проговорил полушёпотом:

— Первый сорвиголова в племени! Спутался с царевной росов, словно у нас своих девок мало. А Сауасп, её брат, поднял всю степь — мстить нам за бесчестие.

— Думаешь, сей войнолюбивый муж не нашёл бы другой причины воевать с вами? — усмехнулся Хилиарх. — Есть один товар, кроме хлеба, который всегда нужен на юге. Это — рабы. Вот этим товаром и может стать всё твоё племя, если царём росов сделается Андак.

Старейшина вытер испарину со лба: