Книга Приключения в Америке - Фредерик Марриет

Но прежде чем мои кости будут погребены у подножья гор, я порадую свое сердце славой шошонов, которая скоро засияет. Слушайте мои слова! Давно уж некоторые из наших детей, не находя в наших охотничьих угодьях достаточно простора для своих стрел, покинули нас. Это были команчи, ныне могущественный народ. Команчи до сих пор сохранили сердце шошонов, язык шошонов. Овато Ваниша был у них; он говорит, что они друзья и не забыли о том, что они дети Великого Змея.

Много, много позднее еще некоторые из наших детей, услыхав о силе команчей, об их богатстве, об их прекрасной стране, тоже решились покинуть нас и удалились к югу. Это были апачи. Они храбры; они страшны для бледнолицых — для всех; и они тоже знают, кто были их отцы; их язык — наш язык, их Маниту — наш Маниту; их сердце часть нашего сердца; и никогда нож шошона не обагрялся кровью апача, никогда пояс апача не украшался скальпом шошона.

Позднее еще некоторые из наших детей расстались с нами. Но в этот раз причиной ухода была ссора. Это аррапаги. Они сильны, и они наши враги, но они благородный народ. В моем вигваме двадцать их скальпов, у них много наших скальпов. Они сражаются при свете дня, копьем, луком и стрелами; они ненавидят предательство. Пусть они бунтовщики и непокорные дети, но все же они дети шошонов. Слыхал ли кто-нибудь, чтобы аррапаги выступали на военную тропу ночью? Никогда! Они не кровы, не омбиквы, не плоскоголовые. Они умеют давать смерть и принимать ее.

И вот Овато Ваниша, или его Маниту, предложил смелое дело. Я думал о нем, я говорил о нем с духами краснокожих; они говорят, что это дело хорошее, я говорю, что оно хорошее! Я вождь многих зим; я знаю, что хорошо, я знаю, что дурно. Шошоны, слушайте мои слова! Мой голос слаб, придвиньтесь ближе; слушайте мои слова, тише! Я слышу шепот в журчании вод, я слышу его в шорохе трав, я слышу его в ветре! Тише, это шепот Хозяина Жизни, тише!

Почтенный вождь умолк, как будто в забытьи, лицо его покраснело; он беседовал с невидимым духом. Молча с напряженным вниманием воины следили за конвульсиями его лица; наступило время, когда умы шошонов освободились от предрассудков и решались созерцать перспективу будущего владычества над западным американским материком. Старый вождь поднял руки и снова заговорил:

— Дети, потому что вы мои дети! Воины, потому что вы все храбры! Вожди, потому что вы все вожди! Я имел видение. Это была туча, а над нею стоял Маниту. Туча рассеялась, и я увидел великий народ, огромные города, пышные вигвамы, странные лодки и великие полчища воинов, которых глаз не мог охватить. Это было в стране, простиравшейся от крайнего севера, где все лед, до крайнего юга, где все огонь! Потом я услышал громкий голос! Это не был военный клич, и не вопль бешенства врагов, и не стон пленника, привязанного к столбу; это был голос славы, называвшей имя шошонов — потому что все они были шошоны. Вот что я слышал и вот что я видел, и когда видение исчезло, голос сказал мне: «Не теряй времени, старый вождь, день наступил. Скажи своим воинам: слушайтесь молодого бледнолицего. Великий Дух краснокожего вошел в его грудь и внушил ему слова, понятные шошону».

Я стар и слаб; я устал; встань, мой внук Овато Ваниша; говори с моими воинами; сообщи им желания Великого Духа. Я сказал.

Вызванный таким образом, я вышел на то место, которое оставил старый вождь, и, в свою очередь, сказал:

— Шошоны, отцы, братья, воины, — я бледнолицый, но вам известно, что мое сердце — сердце шошона. Я молод, но я уже не ребенок. Еще недавно я был охотником; с того времени Маниту сделал меня воином и повел меня к чуждым и отдаленным племенам, где я узнал, что нужно сделать, чтобы шошоны стали великим народом. Слушайте мои слова, потому что у меня один язык; это язык моего сердца, а в сердце моем пребывает теперь Великий Дух. Не удивляйтесь, что я говорю теперь, как начальник, отдающий приказания; я только передаю вам приказания Маниту.

Двенадцать мудрейших шошонов должны отправиться к аррапагам. Пусть они возьмут с собой подарки; пусть они возьмут с собой десять сынов вождей, уже водивших воинов на военную тропу; десять молодых девушек, пленительных для взора, дочерей вождей, голоса которых нежны, как щебетание птиц в лесу. На великом совете аррапагов десять девушек будут предложены десяти великим вождям, а десять великих вождей предложат десять своих дочерей нашим десяти воинам; наши послы предложат заключить вечный мир, обменяться скальпами и скажут, что их отцы, шошоны, готовы протянуть руку своим храбрым детям. Наши лучшие охотничьи угодья будут их угодьями, они станут ловить рыбу в наших реках; они будут аррапаги-шошоны, и мы шошоны-аррапаги. Я уже послал к вачинангам моего старого бледнолицего друга; вскоре к нам придет корабль с оружием, военными припасами и подарками для народа. Сам я отправлюсь с партией воинов в степи к команчам и к апачам.

Пусть теперь сквау приготовят прощальный обед и натрут зеленой краски; завтра я отправлюсь с пятьюдесятью молодыми воинами. Я сказал.

Совет кончился; последовала обычная церемония курения трубки и обмена рукопожатий со всеми, кто мог называться воином. На другое утро пятьдесят великолепных лошадей в богатом убранстве были выведены на луг перед местом собраний совета. Вскоре появились пятьдесят воинов в самых ярких одеждах, вооруженные копьем, луком и лассо, с ружьями за плечами. Затем собралось все племя, разделившееся на две части; во главе одной стояли вожди, другой — молодые девушки. Начались танцы; старые воины воспевали подвиги былых дней в поучение молодым; молодые люди показывали свое искусство в военных упражнениях; а матери или сестры отправляющихся в путь раскрасили им лица зеленой и красной красками, указывавшими их миссию.

Когда это было исполнено, все присутствующие соединились в прощальный хор, испрашивая у Маниту успеха нашему делу. Я дал знак; все мои воины вскочили на коней, и наш отряд, объехав дважды вокруг места собраний совета, умчался в степь.

Два дня спустя другая партия была отправлена к аррапагам.

Глава XIII

Между тем в Мексике переменилось правительство; новые люди явились у власти и, как водится, стали замещать своими друзьями приверженцев старого правительства.

Эта перемена отразилась и в Калифорнии; между прочим, и в Монтерэ. Старый генерал Морено под вымышленным предлогом получил отставку и был вызван в Мексику дать ответ по поводу возведенных на него тяжелых обвинений.

Новый губернатор, полумонах, полусолдат, проложивший себе дорогу убийствами, грабежами и низкой угодливостью перед высшими, вздумал править местным населением железной рукой. Монтерэйцы могут вытерпеть много, но под их наружной покорностью и беззаботностью таится искра, всегда способная разгореться ярким пламенем. К тому же иностранцы, поселившиеся в Монтерэ, пользовались многочисленными льготами и отнюдь не желали лишаться их; а так как они вообще были богаты, то пользовались известным влиянием на мексиканцев.

Первые же насилия со стороны нового губернатора вызвали возмущение: население поднялось как один человек и обезоружило гарнизон. Инсургенты заняли президио, а тиран спасся на английском корабле, шедшем в Акапулько.