Книга Осторожно, триггеры - Нил Гейман

Мальчик окинул меня подозрительным взором.

– Ты вообще… что такое?

– Я – маленький человек, – ответствовал я. – Но я все равно человек и пришел повидать Колума Макиннеса.

– Зачем?

Он поколебался, но все же спросил:

– И почему ты такой маленький?

– Затем, что мне нужно кое о чем спросить твоего отца. Взрослые дела.

В уголках губ у него затеплилась улыбка.

– Совсем не плохо быть маленьким, юный Колум, – сказал ему я. – Как-то ночью Кэмпбеллы пришли стучаться ко мне в дверь – все, в полном составе, двенадцать человек мужиков с ножами и дубьем. Они потребовали, чтобы моя жена, Мораг, тут же на месте им меня и предъявила, потому как им очень надо меня убить в отместку за какое-то оскорбление, которое они сами себе придумали. А она и говорит: «Молодой Джонни, беги на дальний выгон, скажи отцу, пусть идет домой. Он мне, дескать, нужен». Ну, малец и выбегает, а Кэмпбеллы смотрят. Они знали, что я – человек жутко опасный. А вот что маленький – нет, никто им того не сказал. А если и сказал, так они не поверили.

– Так мальчик тебя позвал? – заинтересовался юный Колум.

– Да не было никакого мальчика, – терпеливо объяснил я. – Я это был, собственной персоной. Они меня, можно сказать, взяли, да только я у них на глазах вышел в дверь да и утек, что твоя вода сквозь пальцы.

Мальчик расхохотался.

– А почему Кэмпбеллы за тобой охотились?

– Скотину не поделили. Они говорили, что коровы ихние, а я – что у Кэмпбеллов права на них, может, и были, да все вышли, в ту самую ночь, когда коровы перемахнули со мной через холмы.

– Ты подожди здесь, – сказал Колум Макиннес.

Я уселся у ручья, глядеть на дом. Приличного размера был дом – я б сказал, лекарю впору или стряпчему, никак не головорезу с границ. На земле валялась галька, я собрал ее в кучку да и пошвырял, одну за другой, в ручей. Глаз у меня хороший, кидаться люблю – что через луг, что в воду. Камешков сто, наверное, покидал, пока малец не вернулся в сопровождении высоченного дядьки с размашистым таким шагом. В гриве у него седина проглядывала, а физиономия была длинная и волчья. Эх, нет больше волков в этих холмах, да и медведи давно повывелись.

– Добрый вам день, – говорю.

Он ничего в ответ не сказал – стоит да таращится во все глаза. Да мне все едино, я к таращунам привык.

– Ищу Колума Макиннеса, – говорю. – Если вы – он, так и скажите, я поздороваюсь, как полагается. Ежели нет – тоже скажите, и я пойду своей дорогой.

– Что у тебя за дело к Колуму Макиннесу?

– Хочу его нанять. В проводники.

– А куда тебя надобно отвести?

Я посмотрел на него внимательно.

– Трудный вопрос, – говорю. – Потому как некоторые бают, такого места вовсе не существует. Есть одна пещера на Мглистом острове…

Он не ответил.

Потом:

– Иди-ка в дом, Колум.

– Но па…

– Скажи матери, она тебе конфету дать хотела, какую ты любишь. Давай, вали отсюдова.

По мальчуганову личику пронеслась череда выражений – удивление, голод, счастье, – после чего он развернулся и поскакал к белому домику.

– Кто тебя сюда послал? – грозно вопросил Колум Макиннес.

Я ткнул пальцем в ручей, плескавшийся промеж нас вниз по холму.

– Что это? – спрашиваю.

– Вода, – ответил он.

– Говорят, за водой есть король, – сообщил я ему.

Я тогда совсем его не знал, а хорошо – так никогда и не узнал, не успел, но глаза у него тут же сделались настороженные, а голова склонилась на сторону.

– Откуда мне знать, что ты тот, за кого себя выдаешь?

– Лично я ни на что и не претендую, – говорю. – Просто есть такие, кто слыхал, будто бы на Мглистом острове имеется пещера, а тебе ведома туда тропинка.

– Я не скажу тебе, где та пещера, – говорит.

– А я у тебя не дороги спрашиваю. Мне нужен проводник. Вдвоем путешествовать безопаснее, чем в одиночку.

Он смерил меня взглядом, сверху вниз и снизу вверх; я уже ждал было шутки о своих размерах, но он промолчал, и за то я был ему благодарен. А сказал он только:

– Когда доберемся до пещеры, я внутрь не пойду. Золото вынесешь сам.

– Мне все равно, – отозвался я.

– Брать можно только то, что унесешь на себе. Я ни к чему не притронусь. Но да, я тебя отведу.

– Тебе хорошо заплатят за беспокойство, – сказал я, полез за колет и протянул ему кошелек, который там прятал. – Этот – за то, что отведешь. Второй, раза в два больше, – когда вернемся.

Он высыпал монеты из кошелька себе в лапищу, посмотрел и кивнул.

– Серебро, – говорит. – Хорошо. Пойду, попрощаюсь с женой и сыном.

– А с собой тебе ничего не понадобится?

– Я в молодости был разбойником, а разбойники ходят налегке. Вот веревку возьму – чай, в горы идем.

Он похлопал рукой по кинжалу, висевшему на ремне, и ушел в белый домик.

Жену его я так никогда и не увидел, ни тогда, ни потом. Не знаю даже, какой масти у нее волосы.

Пока ждал, успел еще полсотни камешков в ручей побросать, а потом он вернулся, с мотком веревки через плечо, и мы пошли прочь по дороге от дома, слишком важного для простого разбойника, и взяли курс на запад.

* * *

Между всем остальным миром и побережьем лежат горы – но выглядят они на самом деле как постепенно нарастающие холмы, видные издали, отлогие, пурпурные, туманные, похожие на облака. Довольно приветливые собой. Это ленивые горы, подняться на такую не труднее, чем на холм, только вот взбираться на этот холм ты будешь целый день, а то и больше. Мы и взбирались, и к вечеру первого дня изрядно продрогли.

На вершинах над нами сияли снега, хотя лето стояло в разгаре.

В тот первый день мы не сказали друг другу ни слова. Да и чего было говорить? Оба знали, куда направлялись.

Под ночь мы развели костер из сухого овечьего навоза да мертвого боярышника. Мы вскипятили воды и заварили кашу: каждый бросил в котелок, который я тащил с собой, по пригоршне овса да по щепотке соли. Его горсть была громадная, а моя – маленькая, все по руке. Он ухмыльнулся и молвил:

– Надеюсь, ты не претендуешь на половину котла.

Я сказал, что не претендую, и так оно и вышло, потому что аппетит у меня будет поменьше, чем у рослого мужика. Но это, я думаю, и к лучшему, потому что под открытым небом мне впору прокормиться на орехах да ягодах, которые вряд ли спасут человека побольше от голодной смерти.

Худо-бедная тропка бежала через холмы. Нам почти никто не попадался – разве что лудильщик с ослом, нагруженным старыми горшками, да девицей, ведшей его в поводу, которая приняла было меня за ребенка и улыбнулась, а потом разглядела хорошенько, кто перед ней, и нахмурилась, поглядела сердито и – еще бы немного, швырнула бы в меня камнем, если б лудильщик не огрел ее по руке той же самой хворостиной, какой подгонял в путь осла. Позже нам повстречалась старуха и с нею здоровый мужик – она сказала, ейный внук, – возвращавшиеся через холмы домой. Мы с ней потрапезничали; она сказала, что ходила принимать своего первого правнука и что роды прошли хорошо. Еще она сказала, что может прочитать нам судьбу по линиям на руке – если найдется, чем позолотить руку ей. Я дал старой бабе щербатый долинный грош, и она уставилась на мою правую ладонь.