Книга Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– Плачет она, – раздраженно проговорил Орлов, – вчера она не плакала… Вчера она веселилась.

– А если это она убила? – произнес Мигель, не особо заботясь о реакции, которая последует за его провокационным вопросом.

– Ты! – Орлов схватил его за воротник рубашки. – Думай, что говоришь!

– Но у нее-то мотив классический – ревность, – Мигель резким движением высвободился. – А женщина она, как бы это помягче выразиться – нервная, легковозбудимая…

– Bullshit[14]! – заносчиво возразил Орлов. – Не до того ей было, после… э-э, после… – тут он запнулся и покраснел – в первый раз за все утро.

– Заглохни, – Булгаков даже не пытался скрыть омерзения, – чтоб я тебя больше не слышал.

– А Олег? – вдруг произнесла Анна. – Он ведь провел с Полиной ночь. Как же я сразу не подумала? – тут она схватилась за голову – Боже, о чем я? Олег? Только не он!

– Нет. Это точно не Рыков.

– Почему ты так уверен, Серж? – язвительно поинтересовался Орлов. – Как меня подозревать в убийстве, так пжалста, ни у кого мозги не дрогнули, а как дело доходит до Рыкова – так это точно не он. А спал с ней, между прочим, он, а не я. Я тут главный l’enfant terrible[15]?

– Я ж тебе сказал – заглохни! – сухо приказал Сергей, но продолжил: – Характер rigor mortis говорит о том…

– Кто такой этот rigor mortis? – осведомился Орлов не без яда в голосе.

– Трупное окоченение, – с досадой пояснил Булгаков. – Характер rigor mortis говорит о том, что смерть наступила не более четырех часов назад, а Рыков, – он повернулся к Анне. – Ты говорила, он ушел в шесть?

– Да, в шесть, – подтвердила она. – Я на часы посмотрела. Точно в шесть.

– Из чего мы делаем вывод – наш длинноволосый гений ушел довольный не потому, что прирезал ее, а потому, что получил хороший секс, – констатировал Мигель. – Так кто скажет Катрин?

– Я, – Анна отстранила пытавшегося возразить Орлова. – А ты здесь стой. Так сказать, под бдительным оком.

– Ты поделикатней там, – крикнул ей вслед Булгаков. – А то еще грохнется в обморок.

Катрин сидела там же, где они ее оставили, склонившись над чашкой, безучастная ко всему, застывшими пальцами мяла кусочек свежего хлеба, кроша его на стол.

– Катрин, – Анна потрясла подругу за плечо. – Катрин, очнись…

Та, сняв очки, подняла голову. Увидев ее разбитое лицо, Анна ахнула: – Боже мой!

– Хороша, не так ли? – произнесла Катрин. – Что ты хотела сказать?

– У нас несчастье.

– Что еще случилось? – голос Катрин звучал равнодушно.

– Катрин, приди в себя! Приди в себя и послушай меня внимательно!

– Что случилось? – повторила Катрин тем же тоном.

– Мы только что нашли Полину мертвой… зарезанной… в гостиной, – почти шепотом произнесла Анна.

– Как? – достаточно холодно переспросила Катрин, – Ты шутишь?

– Какие шутки! – возмутилась Анна, – По-твоему, можно шутить подобными вещами?

Катрин мгновение подумала, а потом все так же безучастно добавила:

– Это Орлов? – Но ее последние слова были услышаны не только Анной. А также и Мигелем, появившимся на пороге кухни.

Когда приехала милиция, их всех отправили на кухню и приказали не расходиться. В гостиной работала оперативно-следственная группа. Ланской позвонил Олегу под пристальным наблюдением довольно молодого оперативника в штатском, который представился, как майор Зубов. Этот майор с хозяйским видом прошелся по квартире, оглядывая апартаменты. Ощупал внимательными хваткими глазами всю компанию – костюмы мужчин были измяты, рубашки несвежи, морды небриты. Одна из женщин, длинноволосая шатенка, с осиной талией, прятала побитое лицо за темными очками, и все время отворачивалась от него. Вторая, изысканная тоненькая блондинка, ахнула, схватилась за телефон, и умоляюще глядя на него, попросила разрешения позвонить на работу. Он, поколебавшись, разрешил и с изумлением выслушал ее сумбурные объяснения какому-то Бореньке, что она не может быть на классе, так как у нее дома несчастье. А третья испуганно пряталась за гривой рыжих спутанных, словно непричесанных волос, вцепившись мертвой хваткой в одного из мужчин – хмурого синеглазого атлета. Привычным взглядом майор скользнул по обнаженным рукам молодых женщин в поисках следов от уколов и мельком оглядел кухню. Анна порадовалась, что заставила Антона вечером вынести мусор и вымыла посуду, так как, увидев череду бутылок, майор проникся бы к ним еще большим предубеждением.

– Кто хозяин квартиры? – спросил Зубов, еще раз с подозрением оглядев всю компанию.

– Я, – Ланской поднял руку, как отличник на уроке. – Я хозяин, к моему глубокому прискорбию…

– Ждите на кухне – все! – отчеканил Зубов и приставил к ним сержанта. Тот скромно встал в дверном проеме, вставил в одно ухо наушник от плеера и стал мерно покачиваться в такт музыке. Анна несколько мгновений наблюдала за ним, а потом повернулась к друзьям.

– Боже мой… – прошептала она, приложив руку ко лбу. – Не могу поверить, что все это с нами происходит. Считала, такое только в кино бывает.

– Держу пари, у всех сейчас в голове лишь одно, – сказал Орлов, равнодушно глядя в окно.

– Замолчи, – приказал Ланской. – Я не хочу об этом думать, а тем более, это обсуждать.

– Тоха, – подал голос Мигель, – это же очевидно: один из присутствующих здесь – убийца. Кто? Ты? – он повернулся к Булгакову. – Нет? Хм, надо же… Тогда ты? – он ухмыльнулся прямо в побледневшую физиономию Орлова. – Конечно – ты!

– А почему не ты? – хмыкнул Антон. – Хватит, достал уже всех…

– В одном он прав, – заметила Анна. – Убийца здесь.

– Нет! – воскликнула Катрин. Все на нее зашикали, и она понизила голос: – Нет! Квартира на втором этаже – кто-то залез через окно и убил эту несчастную! Как там ее – Полину!

– Я бы предпочел версию Катрин, – проговорил Сергей. – Но вряд ли кто-то стал бы лезть на второй этаж у всех на виду, среди бела дня. Она умерла не раньше, чем в восемь утра. По улице уже люди ходят, несмотря на воскресенье. И окно в гостиной закрыто.

Катрин вспомнила свой неприятный сон, и ее накрыла такая тоска, что ей захотелось разрыдаться. Здесь же, при всем честном народе.

– Только не надо лицемерить, принцесса, – ухмыльнулся Мигель. – И делать вид, что тебе ее жаль. Ты должна быть по крайней мере довольна – одной соперницей меньше.

Катрин гордо вздернула голову.

– Да какая она мне соперница, амиго? – она запнулась и взглянула на Орлова.

– Много чести – к ней ревновать.