Книга Пусть умрут наши враги - Александр Шакилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды батя Лих завел Зила далеко в лесовник, где поведал о «религии» и о том, что раньше люди строили «храмы», чтобы умилостивить «богов» кровавыми жертвами. «Из-за религии, – сказал он, – случилась Третья мировая, едва не уничтожившая весь мир. С тех пор у чистокровных кое-какие словечки запрещены. Того, кто их произнесет, ждет суровое наказание: его заживо сожгут на центральной площади Моса».
– Ваши квакают: «Хороший день для смерти», – Зил отвел руку с отравленной костью, чтобы одним ударом поглубже вогнать острие в зазор между «чешуйками» жабы. Убивать безоружного и беззащитного было противно, но как иначе, как?!
Как отвратительно на площади пахло соленой рыбой!
А еще жареной, копченой, свежей и не очень.
И даже ледяной ветер не мог выдуть из ноздрей эту трупную вонь!..
Зила едва не вывернуло.
Хорошо, рядом оказалась девчонка, похожая на Даринку, – волосы рыжие, огонь прямо – она несла мимо блюдо с парными карпами, обложенными ломтями вареной моркови. Булькнув горлом, леший подхватил с блюда теплый оранжевый кругляш и, едва не проткнув шипом себе щеку, прижал к носу.
Рептилус победно зашипел, изогнул губы в мерзостной ухмылке. Толпа щукарцев недовольно зарокотала.
А вот Ортис поступок лешего понял по-своему:
– Верно наш новый друг намекает. Полукровок позже накажем. Кто ж доброе дело на пустое брюхо затевает?!
– Гость проголодался! Все к столу! – приняв объяснение странного поведения Зила, толпа загудела и враз потеряла интерес к казни. – Отпраздновать надо, готово все! Стынет! К столу!..
Стол – полсотни мер длиной, не меньше – стоял прямо под небом и был накрыт сшитыми из рыбьей кожи скатертями, поверх которых на блюдах, кроме приготовленной так и эдак рыбы, лежали речные моллюски, зеленели, синели и чернели салаты из водорослей, краснели раки с четырьмя клешнями и розовели крупные креветки. Одних запеченных на вертеле тюленей и уток хватило бы, чтоб накормить половину Моса. И когда только успели приготовить все?! Справа от стола возвышались чаны, кишащие жучарами-плавунцами, – Зилу опять стало плохо – которые почитались у щукарцев деликатесом.
Только сели, Ортис забрал у него кость и сунул обратно в чехол.
– Потом верну, – пояснил рыбак. – После обеда.
И началось.
Засовывая в рот ломти рыбьей плоти и очищенных от панциря креветок, Зила чествовали как спасителя, называли храбрым воином. Ведь он не только предупредил об опасности, но и сбросил на жаб сети, воспользовавшись своим даром!..
О даре рассказал Ортис, вызвав новый всплеск внимания к Зилу со стороны девушек. Хихикая и покусывая губки, они подмигивали ему. А женщины постарше смутили лешего чересчур откровенными взглядами. К его ушам прилило столько крови, что удивительно, как она не просочилась через кожу.
Ортис поднял за две ручки братину, полную вовсе не колодезной воды. Зил сразу почуял кислый запах хмельного.
Его родители хмельного не пили вообще и сына наставляли не пробовать, ведь от кислого пойла чистокровные становятся глупее и злее. А вот Ортис не прочь был поглупеть – он щедро отпил из ведерной братины, аж по груди потекло, после чего пустил ее вдоль стола так, чтобы к лешему она добралась в последнюю очередь – похоже, обычай такой в Щукарях: одни лишь остатки новому другу предлагать.
Подвывая, клянчили еду собаки. Лениво разгуливали между ногами пирующих пятнистые кошки-трехцветки. Зимородки – мелкие, сине-зеленые с отливом – нагло воровали мелкую копченую рыбешку с блюд. Задорно чирикали воробьи, высматривая, чем бы поживиться на столах, пока захмелевшие рыбаки обнимались и хлопали друг дружку по плечу, выспрашивая извечное «Ты меня уважаешь?!».
Лешего уже не мутило – принюхался. Но все равно он так и не притронулся к еде.
– Дружище, может, кто на днях видел поблизости двух женщин? – спросил он у Ортиса, немало выпившего и обильно закусившего. – Одна младше меня. А вторая старше. Старшую зовут Селена. Она чуть ниже, чем я, волосы косой собраны вокруг головы, глаза голубые, яркие, одевается всегда скромно, в зеленую плетенку до пят, без украшений, говорит тихо…
– Как все приличные женщины, – кивнул Ортис и с намеком подмигнул: – Ты мне лучше про молодую расскажи. Про молодую всегда интересней слушать.
Зилу сразу расхотелось продолжать расспросы, но ведь с чего-то надо было начинать поиски.
– Она совсем девчонка, двенадцать годков только-только исполнилось. Волосы рыжие, остра на язык – если такую кто встретит да заговорит с ней, точно не забудет. Зовут Даринка, сестра моя. А Селена мне мать. Я их ищу.
С лица тощего ураганом сорвало пьяную похабную ухмылку и унесло прочь, как и не было:
– Так бы сразу и сказал. А я уж подумал…
– Были, значит, похожие в киломере от поселка, на шляхе у перекрестка, – шамкая, к их беседе присоединился старик, на котором не осталось ни единого пятнышка кожи, свободного от татуировок. Веки и те были исколоты, в чем всякий мог убедиться, когда он моргал. – Бабы те к паломникам прибились. Я туда, значит, к перекрестку, рыбу оттащил волокушей. С утреца вьюнов много наловил. Рыба, конечно, дрянь, торгаши не берут, морщатся, вот и пришлось ковылять самому, не задалось у меня в тот день, так-то уловы о-го-го, всем молодым на зависть, но в то утречко…
Дунуло сильно, порывом ветра сорвало со стола перед Зилом скатерть и сбросило на землю блюда с угощениями. Рыбу, креветок, раков – в пыль-грязь, а сверху салатами из водорослей присыпало. То-то радости собакам да кошкам, наедятся от пуза.
А вот щукарцы происшествию не обрадовались – дружно вскочили с лавок и задрали головы. Самых проворных окропило голубоватой слизью, стравленной через дыхательные отверстия молодого птера. Его хитиновое тело – длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту – блеснуло в лучах солнца и метнулось вниз, к центру площади. Не успев сложить прозрачные, в прожилках крылья, птер врезался в утоптанную землю и брюхом прорыл в ней канаву, не добрав до стола каких-то пару мер. В зеркалах его фасетчатых глаз отразились все празднующие. Хищно щелкнули мандибулы.
Щукарцы попятились: рыбаки прикрывали собой женщин, а те – детей. Зилу тоже захотелось оказаться подальше от хищника, опасней которого на Разведанных Территориях разве что скальный дракон.
Рывком птер встал на суставчатые лапы – и не удержался, опрокинулся на бок, затем, накренившись, завалился на спину. Но прежде с него ловко соскочил невысокий наездник в добротной зеленой куртке, скрепленной с брюками плотной вязки. Голову его скрывали от пытливых взоров специальные обмотки, в полете предохраняющие от обморожения. Чтобы в глаза не попадали насекомые и пыль, на лице наездника раскорячился жучара, живущий в симбиозе с обмотками, его тонкие крепкие крылышки были вроде солнцеочков князя, только бесцветными.
Выставив перед собой вилки, – на некоторых были наколоты жирные куски – рыбаки медленно двинули к птеру. Птер захрипел – и щукарцы, возомнившие себя бесстрашными воинами, испуганно дернулись назад. Глядя на них из-под «солнцеочков», наездник птера широко расставил ноги и скрестил руки на груди.