Книга Классические случаи в психологии - Джефф Роллс

Существуют два основных типа игровой терапии. При недирективной терапии ребенку предоставляется возможность свободно вести себя в игровой комнате, играть со всем, что вызывает у него интерес. Зачастую этот процесс снимается на видео через полупрозрачное зеркало. Для стимулирования игры психотерапевт использует комментарии поведения ребенка, основанные на фактах, например: «Итак, сегодня ты собираешься играть с куклой-папой». Психотерапевт оказывает поддержку своим присутствием, но контролирует свое чрезмерное вовлечение в игровой процесс. Именно недирективную терапию предпочла использовать Экслайн на занятиях с Дибсом. По понятным причинам этот метод еще называется психотерапией, ориентированной на клиента.

Директивная терапия, напротив, подразумевает более активную роль психотерапевта в игровом процессе. Часто психотерапевт делает предложения о выборе подходящей игры и использует сеансы в диагностических целях. Он также задает ролевые сценарии, которые могут символизировать собственный жизненный опыт ребенка, а затем разрабатывает возможные решения проблемы. Например, куклы-перчатки, изображающие различных зверей, можно использовать для представления сцен споров между родителями, свидетелем которых мог быть ребенок.

Поскольку пятилетние дети еще не достигают той когнитивной зрелости, которая позволяет им извлекать пользу из обсуждения их проблем, Экслайн решила, что игра могла бы дать Дибсу необходимое ощущение уверенности в своих силах: во время сеансов ему разрешалось бы самому направлять игровые процессы, таким образом игра предоставила бы Дибсу возможность справляться с любыми негативными чувствами и символически избавляться от огорчений и душевных травм, подрывавших его ощущение собственного благополучия. Но по-прежнему без ответа оставался вопрос: как справился бы Дибс с этой новой ситуацией? Базу для процесса излечения имели его собственное воображение и креативность.

В комнате игровой терапии, которую использовала Экслайн, имелись кукольный дом с различными куклами и машинками, песочница, фломастеры и акварельные краски, бумага для рисования и надувная кукла-неваляшка. Во время первого сеанса Дибс просто ходил по комнате и монотонно называл каждую игрушку. Экслайн поощряла такую вокализацию, подтверждая своими словами правильность названий. Дойдя до кукольного дома, Дибс, всхлипнув, произнес: «Нет запертых дверей... нет запертых дверей». Он повторял эти слова снова и снова. Процесс психотерапии начался.

Мальчик исключительного мужества

Во время следующего сеанса Дибс проявил явный интерес к краскам. Он осторожно подошел к ним и после внимательного изучения выложил шесть красок в порядке, соответствующем расположению цветов радуги. Он выбрал конкретную марку красок и сказал, что она является самой лучшей. Тогда Экслайн поняла, что Дибс читал текст на этикетках. Затем он сел и начал рисовать. Рисуя, он произносил название каждой краски, он мог назвать все цвета. Стало ясно, что Дибс вовсе не является умственно отсталым.

Метод недирективной терапии позволял Дибсу самому задавать направление игры. Экслайн реагировала на его вопросы и пожелания, но именно Дибс определял интенсивность взаимодействий и выбирал тип игровой деятельности. Экслайн решила попытаться стать тем катализатором, который помог бы Дибсу раскрыть свое собственное Я. Она надеялась дать ему шанс развивать свои чувства в обстановке, не таящей для него никаких угроз, и говорила ему, что игровая комната является тем местом, где он может веселиться — местом, где никто не может причинить ему вреда, где он имеет возможность «выйти из тени на солнце».

Экслайн знала, что процесс психотерапии требует больших затрат времени и сил, но не гарантирует успеха. Однако она надеялась, что Дибс постепенно станет полнее проявлять свое истинное Я по мере того, как будет чувствовать себя в ее компании все более уверенно. Когда сеанс заканчивался, у Экслайн часто возникали трудности с Дибсом. Всхлипывая, он постоянно повторял: «Не хочу домой, не хочу домой». Иногда, если за ним приезжала мать, он начинал кричать и махать на нее руками. Во время этих вспышек гнева Экслайн не пыталась успокоить Дибса ласковыми словами, чаще всего она просто уходила из комнаты. Она понимала, что он должен был быть независимым от нее. Дибс испытывал бы еще больше душевных страданий, если эмоционально привязался бы к человеку, возможность видеться с которым возникала бы редко; силы Дибса должны были крепнуть изнутри.

Хотя психотерапия имела немаловажное значение, надо было сделать так, чтобы она не оказалась главной составляющей жизни мальчика. Существует опасность того, что некоторые пациенты могут стать чрезмерно зависимыми от психотерапевтов, и Экслайн стремилась не допустить этого в случае с Дибсом. Иногда она останавливалась посередине коридора, и Дибс, хотя и неохотно, но все же продолжал в одиночку идти навстречу матери. С помощью такого простого приема Экслайн показывала, что она доверяет Дибсу. Она понимала, что он мальчик исключительного мужества.

«The rару»

Во время одного из сеансов Дибс обратил внимание на надпись на двери игровой комнаты: «Рlау therapy». Он узнал первое слово (play) и прочитал его вслух: «Игра». Затем он стал смотреть на второе слово, оказавшееся для него незнакомым. Наконец он прочитал и его: «The rapy».

Во время игровых занятий Дибс предпочитал играть с кукольным домиком или в песочнице. Он часто просил, чтобы двери в кукольном домике были заперты. В качестве одного из средств психотерапии Экслайн побуждала его высказывать собственные предложения. Например, когда Дибс требовал запереть двери в кукольном домике, Экслайн спрашивала, действительно ли он хотел, чтобы дом был заперт. Если он отвечал «да», то это было его желание, и она предлагала, чтобы двери закрыл он сам, а не она. Когда Дибс объявлял, что дом заперт, она поздравляла его с успешным выполнением задачи.

Экслайн старалась не задавать Дибсу прямых или зондирующих вопросов. Это помогало избегать любых предпосылок к конфронтации и развивало в нем чувство безопасности. Она осознавала свое желание задавать прямые вопросы, но была уверена, что ни один человек во время сеансов психотерапии не давал на них точных ответов, и поэтому считала ограниченными возможности использования этого инструмента. Экслайн пыталась задавать открытые вопросы, позволявшие Дибсу выразить себя более полно. Она часто перефразировала то, что он говорил, чтобы дать ему больше времени на распознавание его собственных мыслей. Например, когда Дибс предлагал ей принять сделанный им рисунок, а не просто взять его с простым выражением благодарности, она спрашивала: «О, ты хочешь дать это мне, в самом деле?» Этот прием позволял ей открывать линии коммуникаций, а Дибсу — расширять обмены, если мальчик того хотел. Данный прием помогал также замедлить процесс и означал, что она не устанавливала собственных стандартов поведения при взаимодействиях. Благодаря использованию такого изящного приема Дибс постепенно начинал выбираться из своей раковины: он стал проявлять собственное Я. Он получал удовольствие от обретаемого чувства свободы и уверенности в себе. Дибс стал устанавливать визуальный контакт с Экслайн, и улыбку на его лице можно было заметить чаще, чем раньше.