Книга Кошка колдуна - Яна Горшкова

Дожидаться, пока рабыня соизволит исполнить приказание, сид не собирался. Он схватил меня за руку и почти что волоком потянул к двери. Как плюшевую игрушку за лапку. И сильный оказался, точно тяжелоатлет, нипочем не вырваться из его цепких пальцев.

Насильно влекомая за хозяином, я меж тем рассуждала на удивление трезво и здраво: «Быть кошкой сида? А что? Всяко лучше, чем сенной девкой, прачкой или скотницей у боярина Корецкого. Диху – не человек, поэтому человеческой жестокости и подлости от него можно не ждать. У ирландских бывших богов собственная гордость и подлость».

– А давай ты будешь звать меня Кэтрин?

– Пусть так, – легко согласился сид и, распахнув свое одеяние, набросил на меня полу, заодно к себе прижав. – Фет Фиада, дар невидимости, – пояснил он. – Удобно, когда всюду полно недружелюбных глаз.

Темным коридором, невидимую и никем не замеченную, он провел меня в свою горницу, где, к слову, у него настоящая кровать стояла. Даже с простыней!

Невольницу сид по-хозяйски положил к себе под теплый бок.

«Точь-в-точь как я свою Баську», – мрачно подумалось мне.

– Мурлыкай, – приказал вдруг Диху.

– Что-что?

– Ты прекрасно слышала, – жестко рыкнул он. – Ну? Или отправишься греть мне пятки.

И пребольно толкнул острым локтем под ребра.

– Мур, – неуверенно прошептала я, совершенно сбитая с толку. – Мур. Мур-мур.

– Хорошо… – Сын Луга сладко зевнул и поощрительно погладил меня по голове. – Хорошая Китти.

– Мур-мур-мур-мур…

А что оставалось делать-то?

Кеннет Маклеод, 1484 год

Когда непутевый сын славного и гордого клана отправляется в изгнание, не нужно думать, будто ему придется брести в рваном рубище по дороге, босыми ногами месить грязь и попрошайничать пропитания ради. Хрена с два он согласится на такое изгнание! Грозный папаша даст ему и увесистый кошель, и флягу с вином, и парочку бесшабашных родичей в компанию. Но сначала, само собой, отходит дубинкой по горбу, выражая свое родительское горе и разочарование в единственной доступной и понятной форме. А уже потом, когда дитятко утрет кровавые сопли, они на пару напьются в хлам, да так крепко, что поутру лишь усилиями всех домочадцев получится вытолкать изгнанника за ворота. Так-то вот!

Словом, похмельные муки Кеннета Маклеода целиком заглушили горечь расставания с родным домом. Не слышал он также вздоха облегчения, который испустила его достойная мать, когда ворота закрылись за широкой сыновней спиной.

– Кабы не знала точно, что зачала его от Иена, то решила бы, что я этого говнюка в подпитии с каким-то поганцем-сидом нагуляла, – молвила она задумчиво и пошла следить, как свинья поросится. Дело нужное, всяко поважнее проводов изгнанника.

И это были последние слова, сказанные о третьем сыне Иена Маклеода в пределах земель клана. Касательно же недоброй памяти, оставленной Кеннетом по всей горной Альбе, тут дело иное. Скажем, в присутствии Кемпбеллов даже имя его упоминать не стоило. Шибко насолил им потому что. Да и кому только не успел насолить Кеннет, сын Иена, за последние пятнадцать лет? Взять хотя бы Макдональдов… Но лучше не брать. От греха подальше и для здоровья будет полезнее.

Окончательно протрезвел дерзкий Кеннет лишь на второй день, а так как свой отъезд он помнил весьма смутно, то и сожалений об утраченном не испытывал. Вместе с остатками хмеля его покинула и обида на суровое решение вождя Маклеодов. В изгнание, так в изгнание. И к чему спорить, ежели слово Иена – закон для всех. Теперь главное – не нарваться на кого-то из многочисленных врагов, разобиженных его бесчинствами.

– Завязываем напиваться, – объявил он своим спутникам, а по совместительству – троюродным по материнской линии братьям, Линдси и Хью. – А то ведь выследят и прирежут во сне, как пить дать.

– Точно, – икнул Линдси. – И трахнут.

– Но сначала прирежут, – уточнил более смазливый, но успевший прославиться буйными выходками на почве любовных дел Хью. – В Глазго, к слову, нам дорожка заказана.

– Знаю, – буркнул Кеннет.

Появляться в вотчине Кемпбеллов, которая лежала как раз на пути вдоль побережья, ему совсем не улыбалось.

– Тогда куда двинем? В Эдинбург?

Линдси давно рвался в большой мир и воспринял изгнание родича как лучший и единственный шанс людей посмотреть и себя показать.

– С одной стороны, неплохо было бы забуриться в Дублин, а оттуда можно хоть в Нормандию, хоть во Францию, – рассуждал он вслух. – Да и к норгам наняться самое оно будет. Данию там воевать или еще где.

– Ты ж в теплые страны хотел податься, – напомнил Хью. – Туда, где смуглые девки водятся.

– Не вали с больной головы на здоровую, братан. Мне и нашенские бабы вполне по душе.

Кеннет в дискуссию о преимуществах дальних стран и приятных особенностях живущих там девок не вступал лишь потому, что и сам не знал, какие страны хотел бы увидеть. Когда ты сызмальства уверенно держишь в руках меч, то разницы особо никакой нет, кому из земных вождей предложить свои услуги. Лишь бы от Кемпбеллов подальше. И Макдональдов… ну, и Камеронов тоже. А если еще и платить станут без обмана, то совсем хорошо.

Зима уже к Имболку катилась, но холод на горных перевалах собачий стоял, и только дурак последний в такое время отправился бы блуждать без цели, рискуя и самому околеть ночью от мороза, и лошадь погубить.

– В Килфиннане все обмозгуем как следует.

Кеннет Маклеод излишней болтливостью никогда не страдал, к тому же по-прежнему оставался сыном вождя, посему его решение поддержано было спутниками единогласно.

– Переживает, чо, – понимающе хмыкнул Линдси, глядя, как резко нахлестнул своего коня троюродный братец.

– Думаешь? – усомнился Хью. – По морде-то и не скажешь.

– Так то морда! А грамотные, они всегда переживают, по поводу и без оного. Я те точно говорю.

Кому-кому, а Линдси верить можно на слово. Этот балабол кого хочешь уболтает-убедит в своей правоте. К тому же не зря Иен Маклеод беспрестанно твердил каждому встречному, будто Кеннета непоправимо испортило умение читать и писать. Когда к привычным для уроженцев горной Альбы разбойничьим наклонностям мужчины добавляется немалая толика учености, это сочетание чревато крупными неприятностями для всех. Как говорится, один умник натворит втрое больше, чем десять дурней. А все гордыня маклеодовская! Гордыня бесовская и непомерное честолюбие. Мол, мы тут на севере тоже люди современные – детей грамоте учим и за ценой не стоим. А теперь уж сделанного не вернуть. Поздно!

Что бы там ни болтали злые языки, а за суровой внешностью скотта скрывалась весьма противоречивая натура, и Линдси с Хью лучше всех прочих понимали – самое время попридержать языки и дать Кеннету обдумать их совместное будущее.