Книга Чемодановна. Моя ужасная бабушка - Анна Никольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо тебе, Чемодановна, – тихо сказал Боря.
Та стояла рядом с запрокинутой головой и задумчиво рассматривала небо.
– За что? – по привычке ухмыльнулась старуха.
– За всё это чудо, – ответила Оля. – За то, что ты так неожиданно появилась в нашей жизни, сделав её прекрасной и удивительной!
– Я тебя умоляю! – поморщилась Чемодановна. – Терпеть не могу высокопарных фраз. И потом, спасибо в карман не положишь.
– Но у нас больше ничего нет. – Близнецы растерянно переглянулись.
– Вы что, шуток не понимаете? – рассердилась Чемодановна. – Мне от вас, между прочим, ничего не надо. Кроме вас самих.
Близнецы улыбнулись, глядя на неожиданно растроганную Чемодановну.
– Только любите меня немножко, ладно? – попросила она голосом какого-то ангела. – Совсем чуть-чуть.
– Ещё чего, размечталась! – хором сказали дети, и все трое рассмеялись от радости и нежных чувств друг к другу.
– Молодцы, моя школа, – похвалила Чемодановна. – Ладно, слюни и сопли в сторону. Теперь о деле. – С этими словами она вынула из кармана какой-то бумажный пакетик и протянула его Оле с Борей.
– Что это?
– Это подарок.
– Но ведь у нас уже столько разных подарков! – запротестовали было близнецы. – Угощение, гости, карточки…
– Это всё ерунда, – отрезала Чемодановна. – Настоящий подарок – вот.
– А что это вообще такое? – спросил Боря, вертя в руках ничем не примечательный пакетик.
– Ты что, ослеп? Это растворимое картофельное пюре.
– А-а-а…
– Бэ! Его надо заварить кипятком, съесть и загадать желание. Только одно на двоих, заветное – и тогда оно обязательно сбу…
Но Чемодановна не успела договорить. Потому что в этот момент раздался чей-то душераздирающий крик.
Конец всему
– Пожар! Мы горим! – отчаянно кричал кто-то. – Помогите!
– Я так и знала, – мрачно сказала Чемодановна. – Не надо было дракона звать, тем более огнедышащего. Он подпалил нам занавески – только полюбуйтесь!
– А что теперь делать?! – встревожились близнецы. Им вовсе не хотелось, чтобы по их вине сгорела городская мэрия. И ещё меньше им хотелось попасть за это в тюрьму.
– Снимать штаны и бегать. – Чемодановна фыркнула. – Тушить пожар, конечно! Вот, держите брандспойт, только покрепче. – Она протянула близнецам толстый пожарный рукав, из которого уже под напором лилась вода.
Вдалеке послышался вой сирен. Одна пожарная, другая, кажется, полицейская. Прикольские похолодели.
– Держите шланг, говорю! Поливайте окна, хлюпики! – командовала Чемодановна.
На ней уже был защитный костюм и блестящая пожарная каска (на Боре и Оле тоже). Перепуганные гости высыпали на балкон и теперь толкались и кричали от страха.
– Мои рукописи! – кричал детский писатель, в отчаянии дёргая себя за волосы.
– Рукописи не горят! – кричал новоиспечённый парикмахер (бывший укротитель крокодилов). – Спасайте именинный торт!
– Есть кто живой?! – кричали спецназовцы, бесстрашно ныряя в огонь и сразу из него выныривая. – Нет никого!
– А как же дракон! Ведь он же сгорит!
– Чегино нме не сладеется! – рокотал дракон на языке Ильи Ильича, наматывая круги по горящему залу. – Я огнепоурный!
– Что же теперь будет? Неужели мы все сгорим? – в ужасе прошептала Оля. Ей ни капельки не хотелось умирать – тем более в свой собственный день рождения.
– Без паники, – отрезала Чемодановна. – Никто тут не собирается сгорать. Вон видишь, уже пожарные сюда лезут. Пора сматываться.
Действительно, через балконные перила уже перелезали усатые пожарные. У Бори отлегло от сердца – теперь всё будет хорошо.
Но когда огонь потушили, всех эвакуировали, а Олю с Борей вывели на площадь и зачем-то укутали в одеяла, оказалось, что ничего хорошего больше уже не будет. Никогда. Всё хорошее кончилось, потому что:
Во-первых, мэрия сгорела дотла.
Во-вторых, вместе с мэрией сгорели все важные бумаги мэра, а также его любимый плюшевый медвежонок.
В-третьих, директор зоопарка был в страшном гневе. Он примчался на пожар и теперь потрясал над головой газетой с фотографией Бори и лысого льва, ругаясь при этом неприличными словами.
В-четвёртых, в гневе был папа Миши Баскервильева. Он потрясал над головой кулаками и демонстрировал толпе зевак огромный фиолетовый синяк под глазом своего Миши. Кто ему поставил этот синяк, вы, разумеется, помните.
В-пятых, вокруг Оли и Бори прыгала откуда-то взявшаяся Изольда Тихоновна Кикиморова во всём красном и со словами: «Это всё она виновата! Наших детей чуть не угробила! Я на неё О́РГАНЫ натравлю! Сейчас-сейчас!» – звонила кому-то по мобильному телефону.
В-шестых, из-за пожара и последующего наводнения (Оля и Боря вылили на мэрию несколько тонн воды) вышла из строя единственная в Больших Пупсах электрическая будка, которая тоже стояла на площади. В результате во всём городе вырубили свет.
В-седьмых и в-предпоследних, на маме с папой, стоявших у фундамента сгоревшей мэрии, не было лиц. Рядом с ними стояла Чемодановна, и её тоже было не узнать. Она как будто вся вдруг сморщилась и в пять раз усохла, а от знаменитой бандитской ухмылки не осталось и следа.
– Мама, что же ты наделала? – спросила у неё прекрасная Шурочка Николаевна.
Чемодановна ничего на это не ответила. Она молча разглядывала свои ноги в подгоревших туфлях на каблуках, не смея поднять глаз на собственную дочь.
– Авдотья Чемодановна! – Эдуард Константинович печально покачал головой. – Мы так ждали вас к ужину…
– Вот! Это про неё я вам рассказывала! – К Прикольским подскочила Изольда Тихоновна с двумя строгими на вид женщинами в штатском. – Дорогие органы, примите немедленно меры, не то она весь город угробит!
– Смотрим-смотрим, – сурово сказали женщины из органов. – Значит, непосредственно записываем: имеются дети в количестве двух штук, безответственные родители – в том же количестве и некто Чемодановна – одна штука. – Обе женщины яростно застрочили что-то в блокнотах.
– Это не «некто», а наша родная бабушка! – в сердцах крикнул Боря.