Книга Батюшков - Анна Сергеева-Клятис

И светлые ручьи, почив с природой сном,

Едва меж берегов струей своей мелькали.

Конечно, в этой длинной и многословной басне еще нет поэтической смелости и новизны. Строки, посвященные соловью, главному герою басни, поражают своей невыразительностью: «Из рощи соловей / Долины оглашал гармонией своей…» Целая бездна отделяет этого робкого батюшковского соловья от победительной Филомелы, которая появится как деталь ландшафта в стихотворении «Последняя весна» (1815): «И яркий голос Филомелы / Угрюмый бор очаровал». Однако ночной пейзаж в басне все же заслуживает внимания хотя бы с точки зрения звукописи: на особенную мелодичность приведенного фрагмента с выразительной игрой на сонорных невозможно не обратить внимания.

Утонченный Озеров, похваливший Батюшкова за эту поэтическую победу, дальше справедливо заметил: «Страшно слышать, что он с шведами перестреливается. Право, нужно поберегать сего молодого человека и обратить пылкость и воображение его на славу другого рода, к которой произвела его природа. Почти весь русский народ способен стреляться. La valeur, говорит Гиббон, est la qualité de l’homme la plus commune[106]; но редки, редки превосходные дарования…»[107]

Однако «поберегать» Батюшкова было особенно некому, и осенью 1808 года, разобравшись по мере сил со своими имущественными делами, он скрепя сердце отправился в новый поход.

II

«Под Индесальми шведы напали в полночь на наши биваки…»

После заключения Тильзитского мира (25 июня 1807 года), положившего конец войне, — мира, чрезвычайно выгодного для Наполеона и во многом позорного для России, наступило кратковременное затишье. Александр I и Наполеон стали друзьями, русский император после ратификации мирного договора даже вручил Бонапарту и членам его семьи высшие награды Российской империи — ордена Святого Андрея Первозванного. Главный и тайный пункт Тильзитского договора состоял в том, что Россия и Франция обязались помогать друг другу во всякой наступательной и оборонительной войне, где только это потребуется обстоятельствами. Конечно, Александр преследовал собственные выгоды, в частности, надеялся получить территориальное прибавление в виде Финляндии, словно угроза наполеоновского нападения на Россию была совершенно эфемерной. Ситуация эта очень похожа на ту, что повторится в 1939 году, когда будет подписан печально знаменитый пакт о ненападении Молотова — Риббентропа — иллюзорная гарантия мира с гитлеровской Германией, и в сфере интересов Советского Союза вновь окажется Финляндия.

Наполеон был куда более прозорлив, чем Александр, и весьма последовательно стремился к достижению своих целей. В Европе в это время оставалось две бреши в выстроенной им континентальной блокаде Великобритании; Испания и Португалия на юге и Швеция на севере. Шведский король Густав IV питал личную неприязнь к Наполеону и наполеоновской Франции. Чтобы склонить его на свою сторону или начать против него боевые действия, Наполеону требовалась поддержка России: он пообещал Александру, что в случае удачи военной операции Российская империя получит возможность присоединить к своей территории Финляндию и тем самым устранить многовековую угрозу своим северным рубежам. Поводом к началу военных действий против шведов стал отказ короля Густава вступить в союз с Россией против Англии. Шведский король вел себя вызывающе: он демонстративно вернул российскому императору орден Андрея Первозванного, поскольку не желал носить награду, которая имеется и у Бонапарта. Между тем Швеция к войне готова не была. Ее силы, разбросанные по просторам Финляндии, насчитывали всего 19 тысяч человек. Этим и воспользовался российский император. 9 февраля 1808 года русские войска под командованием генерала Ф. Ф. Буксгевдена (24 тысячи человек) пересекли шведскую границу в Финляндии и начали военные действия. Если в начале кампании Батюшков имел веские основания для того, чтобы отсрочить свое участие в ней, то осенью его попытка избежать похода с неизбежностью провалилась. В сентябре 1808 года он покинул Россию и вслед за своим батальоном отправился в Финляндию.

Первое время боевые действия не велись — со шведами было заключено временное перемирие. Гвардейские егеря добрались до северных границ Финляндии и стояли лагерем в местечке Иденсальми. По прибытии Батюшков сразу свалился в лихорадке, в которой находился целую неделю и, как писал Гнедичу, «чудом вылечен». Впрочем, вылечен не окончательно — в письмах то и дело встречаются жалобы на боли в груди и просьбы прислать леденцов с имбирем. 15 октября произошла крупная схватка между русскими и шведскими войсками у кирки Иденсальми. Еще не совсем оправившийся от болезни Батюшков принял в ней участие. «Приезжаю в баталион, лихорадка мучит 7 дней, — отчитывался он сестре. — Прикладываю мушку к затылку; кричат: „тревога!“ Срываю, бегу в дело…»[108]А в ночь с 29 на 30 октября шведы напали на русский лагерь снова и застали русских врасплох. «Нападение было так быстро, — пишет Л. Н. Майков, — что с первого раза шведы проникли в несколько бараков, прежде чем наши солдаты могли выбежать из них. Однако при первых же выстрелах начальник авангарда генерал Тучков послал за подкреплениями, и в числе последних был вытребован гвардейский егерский батальон. Главная часть его лицом к лицу встретилась с нападающими, между тем как остальные егеря оставались в резерве. Наши стремглав бросились на шведов, засевших в лесу, и отрезали им отступление. Тогда, в темноте осенней ночи, в лесной чаще, все смешалось, и произошла ожесточенная схватка, окончившаяся полным поражением шведов и взятием в плен части шведского отряда»[109]. В «главной части» батальона сражался друг Батюшкова И. А. Петин, сам поэт оказался среди «остальных егерей». Иронизируя над собой и своей судьбой, Батюшков в послании «К Петину» через два года опишет эту ситуацию следующим образом:

Помнишь ли, питомец славы,

Индесальми? страшну ночь?

«Не люблю такой забавы», —

Молвил я, — и с музой прочь!

Между тем как ты штыками

Шведов за лес провожал,

Я геройскими руками…

Ужин вам приготовлял.

Счастлив ты, шалун любезный,

И в Цитерской стороне;

Я же всюду бесполезный,

И в любви, и на войне…

В более позднем прозаическом «Воспоминании о Петине» (1815) Батюшков не упомянет о себе ни словом — героем той ночи в его глазах был, без сомнения, Петин: «Под Индесальми шведы напали в полночь на наши биваки, и Петин с ротой егерей очистил лес, прогнал неприятеля и покрыл себя славою. Его вынесли на плаще, жестоко раненного в ногу. Генерал Тучков осыпал его похвалами, и молодой человек забыл и болезнь и опасность»[110].