Книга Гонзаго - Андрей Малыгин

Вот, к примеру, случилось что-то из ряда вон выходящее, — ну, какое-нибудь безобразие, — и тут как тут появляется ответственное должностное лицо, которое непременно должно составить документик по определенной форме, называемый протоколом. И в этом самом протоколе подробнейшим образом, зафиксировав, изложить произошедшее безобразие или попытку совершения его со всеми нюансами и вытекающими последствиями. И чем зорче будет глаз и память у этого ответственного работника, и чем лучше будут способности к письменному изложению фактов, тем легче другим, заинтересованным лицам, будет восстановить и представить всю подробную картину случившегося. Ну, а если зрение и память, так скажем, не ахти какие, то тут такого можно понаписать и понавыдумывать, что потом, я извиняюсь, и сам черт не сможет разобраться, что же произошло в действительности. Как это часто и случается. Одни будут с уверенностью утверждать, что это, безусловно, имело место, а другие с пеной у рта доказывать, что подобных вещей ну ни в коем случае быть не могло. И в подтверждение своей позиции приводить очень солидные аргументы.

Вот и Веремеев Олег Романович благодаря способностям убедительно составлять эти самые распрекрасные протоколы к тридцати шести годам дослужился до звания подполковника и должности начальника целого отдела. Правда, теперь-то он сам их уже не писал, а только подписывал. И, если требовали того обстоятельства, правил нещадно опытной крепкой рукой в назидание неискушенным подчиненным. Можно сказать, что учил их уму-разуму.

Подполковник только что возвратился после срочного выезда во главе оперативной группы в хорошо известный антикварный магазин, откуда в отдел для дальнейшего разбирательства была доставлена какая-то странного вида молодящаяся старушенция, одетая не по погоде тепло, со своим любимцем — котом. Получив сигнал из магазина, Веремеев сначала решил, что там ограбление, и, мгновенно среагировав, в считанные минуты примчался в указанное место. Но, пройдя в помещение, обнаружил в кабинете директора эту необычную парочку и задыхающегося от какого-то приступа самого хозяина заведения. Сразу толком он не смог выяснить, в чем причина такого переполоха. Охранники недоуменно пожимали плечами, а хозяин магазина только что-то невнятно мычал и, брызгая в рот из маленького баллончика, хватал воздух, как задыхающаяся рыба. Ему явно нужна была помощь врача, но на предложение вызвать скорую помощь он наотрез отказался, а на листе бумаги нарисовал три восклицательных знака. Этот знакомый Веремееву условный шифр заставил его действовать по известному только ему специальному плану.

Бабку препроводили в автомашину, а кота и вообще хотели не брать с собой, а собирались пустить на улицу. Ничего, сам до дома как-нибудь доберется. Раз уж приперся с хозяйкой сюда, то и до дома дорожку найдет, не заблудится. Кошки, как и собаки, животные шибко смышленые, и места проживания иногда за сотни километров отыскивают, так что волноваться здесь не о чем. Но тут бабка взбеленилась и ехать без кота наотрез отказалась. Все бубнила о том, что они неразлучны и упоминала про какую-то королевскую кровь. Пришлось и этого взять с собой. На вопрос же старухи: «За что забирают?» — Веремеев, солидно поправив фуражку за козырек, многозначительно ответил: «Там разберемся. Не волнуйтесь, у нас еще ни один невиновный не пострадал. Конвенцию о правах человека соблюдаем. И очень строго! За окном двадцать первый век! Не средневековье же». Однако, никакой этой самой конвенции, по правде говоря, он и в глаза отродясь не видывал, но слышал неоднократно, поэтому и ляпнул так, для порядка и пущей важности. А поди-ка, попробуй, проверь!

Кота сначала решили посадить в мешок, но тот, взбунтовавшись, так окрысился, что было страшно к нему и подходить-то. Шерсть дыбом, здоровенный, злобно шипит, глазищи дико сверкают. Одним словом, зверь, он и есть зверь. Пришлось от мешка отказаться, бабка так на руках и везла всю дорогу.

Веремеев распорядился, чтобы старуха посидела пока рядом с дежурным, а сам прошел к себе в кабинет, снял фуражку и, плюхнувшись в кресло, набрал хорошо знакомый ему номер телефона. Через непродолжительное время хрипловатый голос в трубке с натугой ответил:

— Да-а.

— Наумович, это я. Привет, ну как ты? — спросил подполковник негромко, и глаза его засуетились. — Честно говоря, я ни черта не понял. Растолкуй поподробнее, если тебе не трудно сейчас говорить. Что хоть с тобой приключилось-то, а? Как сейчас самочувствие? И что это за фрукты такие диковинные к нам попали? Слушай, ты никогда еще так выразительно не рисовал. Целых три знака! Что я должен теперь предпринять?

— Понимаешь ли, недолеченная астма, похоже, прихватила. Давно такого уже не было. А все этот кот проклятый, — ответил, тяжело дыша, Равиковский, — но лучше про него и не напоминай. Дышать в кабинете нечем. Этот паразит, кажется, еще там и наделал напоследок. Ты представляешь?! Вонища, мама дорогая, стоит, ну не продохнешь. Как в бесплатном общественном туалете. Дикий кошмар! Я уж в другой кабинет перебрался. Короче, Олег, слушай меня внимательно. У этой полоумной старушенции в кармане пальто лежит такая старая деревянная коробка, с каким-то гербом на крышке, в которой, по первой прикидке, очень ценная вещь, если я не полный идиот, конечно же. Понимаешь? Просто удивительное дело. Глядя на этот перезрелый одуванчик, совсем и не подумаешь, что у нее в кармане лежит целое состояние…

Я тебя очень прошу, дорогой, сделай все возможное, чтобы эту штуковину на какое-то время изъять. Ну, как обычно. И никому об этом ни слова. Слышишь?! Со старухой обращаться поделикатнее. Любая утечка информации нам сейчас ни к чему. И сделай так, чтобы она с твоими подчиненными поменьше общалась. Старайся не оставлять ее одну, а возьми под личную опеку или же приставь к ней своего Митрохина. Пока все. Потом, как освободишься, заезжай ко мне, здесь все остальные детали и обсудим. Дело наиважнейшее. — Равиковский закашлялся, а прокашлявшись, продолжил: — Я как подумаю об этой кошачьей роже, так сразу опять накатывается какой-то спазм, мать бы его в печенку! Ты все понял, дорогой?

— Ну, в общих чертах понял — задумчиво ответил Веремеев. — Но с бабкой-то чего делать, отпускать или задерживать? И сколько ее здесь мариновать?

— Действуй по обстановке, ты же сам всегда говоришь: «Был бы человек, а статейку ему всегда найдем». Вот и ищи на здоровье, ковыряй, не мне тебя учить. Может, в процессе допроса чего и выяснится. А потом лучше еще раз созвониться. Тяни время, Олежек, а мне надо привести себя срочно в порядок и сделать несколько важных звонков. Ну все, пока! — И напоследок он снова сильно закашлялся.

Веремеев положил трубку телефона на место, еще некоторое время посидел в кресле, о чем-то усиленно соображая и постукивая кончиками пальцев о крышку стола, а затем вызвал к себе особо доверенное лицо, капитана Митрохина, и задержанную бабку для оформления протокола.

Надо сказать, что за все время пребывания в милиции кот ни на минуту не отходил от бабки, а, словно полоумный маленький котенок, резвился, заигрывая то с ее ногами, то с палкой, не обращая при этом на милиционеров совершенно никакого внимания, что само по себе было тоже довольно-таки странным.

— Может быть, бабушка, вам лучше все же раздеться, — предложил хозяин кабинета, вытирая носовым платком порядком вспотевший лоб, — а то как-то вы совсем не по погоде одеты. Уж больно жарко на улице сегодня.