Книга Звезда в оранжевом комбинезоне - Катрин Панколь

Она привыкла хранить в себе все свои неразрешенные вопросы. А таких у нее было достаточно.

В восемнадцать лет Виолетта переехала в Париж.

Она хотела стать актрисой. Она действительно и несомненно была очень красива. Подружкам она сказала, что сначала будет сообщать им сведения о своей жизни, а потом в этом отпадет необходимость, они и так ее увидят по телевизору. «Год пройдет, и обо мне станут писать везде. Queen of the world[14]– вот кем я стану».

Стелла никогда больше ничего не слышала о Виолетте. Ни от ее родителей, ни от своих подруг, ни тем более по телевизору. Да и в любом случае смотреть его у них в доме имели право только два человека: Рэй и Фернанда. Они с мамой были лишены такой возможности. Рэй говорил, что они могут понабраться всякой дряни, всяких лишних мыслей и потом наделать глупостей. Они имели право только раз в неделю смотреть с ним вместе тележурнал. О, это был великий день. Вечером все располагались перед телеящиком, храня при этом гробовое молчание. Шуметь было категорически запрещено. Мама Стеллы даже боялась дышать. Она сжимала бока, чтобы, не дай бог, не кашлянуть. Фернанда неусыпно следила за ними. Рэй записывал, а потом по частям прокручивал пленку, в промежутках ругаясь на журналиста, который остановил его раньше времени или перебил в момент, когда он собирался рассказать что-то интересное.

Однажды он попал даже в новости национального канала. Те, что в восемь вечера, с Патриком Пуавром д’Арвором. Это произошло после случая, когда Рэй в одиночку (так, по крайней мере, он рассказывал) потушил пожар на химическом заводе в Сен-Шалане, который при этом еще и находился в густонаселенном районе: рядом были «Макдоналдс», мебельный салон «Конфорама» и еще десять других больших магазинов и кафе. Рэй залез на вершину высокой трубы, которая изрыгала огонь и токсичные газы, и залил ее из шланга. Он четырнадцать часов подряд провел на большой металлической лестнице, спасая сотни людей из окрестных зданий. «Рискуя жизнью! – восклицали люди. – Он ведь рисковал жизнью!» За полицейским кордоном стояла толпа. Журналисты, фотографы, операторы, репортеры французского телевидения и даже зарубежные тележурналисты. Они наблюдали за пожаром и вели репортажи в прямом эфире. Сен-Шалан на это время стал центром мира. Создавалось впечатление, что ты внутри художественного фильма-катастрофы: машины полиции, пожарные машины, кучи зевак и любопытных на улице. Невероятное напряжение! Он выстоял четырнадцать часов подряд, и у него все получилось! С лестницы он спускался под непрерывные овации публики, лицо его было черным от дыма, руки в крови, глаза закрывались от усталости. Толпа несла его на руках. И на следующий день он попал в национальные восьмичасовые новости. «Обыкновенный герой» – так звучал анонс перед выпуском. Рэю это очень не понравилось. Что, они не могли сказать просто «герой», без всяких своих определений? Ох уж эти парижане, вечно им нужно нас унизить!

У Жерара собрался чуть ли не весь город. Все пили шампанские вина и поздравляли, прославляли, чествовали героя. Он целовал Леони в губы при всех, прижимал к себе и называл своей маленькой уточкой. «Ну, ты гордишься мной, моя уточка? Ты видела, какой у тебя храбрый муж? А?» И он целовал ее в губы, сжимая изо всех сил. Все хлопали, женщины вытирали набежавшую слезу умиления.

«Может, это и есть любовь, – думала Стелла, глядя на отца и мать. – Поцелуи на людях и избиения в собственной спальне. И желто-фиолетовые синяки наутро».

Это объяснение ее не слишком-то удовлетворило. Чем больше она старалась хоть что-то понять, тем меньше общего находила у пары, обнявшейся в кафе, с теми криками и ударами посреди ночи. Что-то было не так, что-то не срасталось в рассуждениях и оттого тревожило. Она трясла головой: нет, нет, люди же все-таки не ослы.

И тогда-то она заметила взгляд отца Жюли. Темный, яростный взгляд отца Жюли, который при виде этого пылкого поцелуя отвернулся и плюнул на пол. Он не аплодировал, не поднимал стакан, не кричал виват, он стоял в уголке со своей женой, опершись на стойку бара. В стороне от общего торжества. И он плюнул на землю. Значит, он тоже чувствовал: что-то не так. И значит, она была права и люди все-таки не ослы.

А затем отец Жюли глубоко вздохнул, поднял глаза, его взгляд вновь пробежал по залу, и он заметил недоуменное выражение на лице у Стеллы. Разгневанный мужчина посмотрел на маленькую дрожащую белокурую девочку, стоящую напротив, и улыбнулся ей. Улыбка у него была грустная и усталая, она говорила: «Я знаю, я все знаю, бедная моя малышка, все знаю про удары и слезы, про повседневную, будничную жестокость, и я злюсь, потому что ничего не могу с этим поделать, но любовь совсем не такая, запомни это, и береги себя, девочка моя, не дай себя раздавить, ни в коем случае не дай себя раздавить».

Вот что она прочла в глазах этого молчаливого, коренастого человека с сильными трудовыми руками, черными от работы ногтями, одетого в выцветшую спецовку. Во взгляде его читалась мольба, и она ответила глазами: «Да, да, обещаю вам, что мне он не причинит зла, я буду защищаться».

Он улыбнулся ей. По-настоящему. Как взрослой. От его улыбки она почувствовала ответственность. Нельзя обмануть надежд, которые он на нее возлагает.

Месье Куртуа доверяет ей.

Впервые в жизни взрослый человек поддержал ее. Впервые взрослый человек фактически сказал ей: «Да, ты права, любовь – вовсе не такая, не поцелуи в губы на людях и избиения по ночам. У каждого свой способ любить, тут нет каких-то четких правил, но в любом случае этот отвратительный спектакль к любви не имеет никакого отношения. Ты правильно все понимаешь, Стелла, – говорили его глаза. – Будь осторожна, прошу тебя».

Все это говорили глаза месье Куртуа.

С двенадцати лет она всегда помнила этот взгляд.

Даже сейчас, когда ей тридцать четыре, достаточно было двух простых слов на листке бумаги – Тополиная ферма, – и весь фильм ее детства прокрутился перед глазами.

Она только собиралась припарковаться на обочине, как зазвонил телефон. Она заметила в поле двух мужчин. Они смотрели на грузовик, но с места не трогались, словно у них там были еще какие-то дела. Стелла взяла трубку. Это была Жюли. Она спрашивала, может ли Стелла заехать в гараж Гомона, там бесхозный лом, останки двух сгоревших на автостраде машин. Она сказала еще, что про папашу Гризье надо забыть, поскольку он уже ничего продавать не хочет. Стелла сказала, что все поняла. Мужчины в поле разговаривали, бурно жестикулируя. Она залезла в бардачок и достала бинокль. Направила его на тех двоих.

– Погоди, Жюли, тут в поле два каких-то типа. Разговаривают.

– Кто это?

– Один – фермер, а второго я не могу разглядеть. Он спиной стоит. Погоди еще немного…

Она отрегулировала бинокль. Направила его на губы говорящих и начала считывать слова, которые они произносят.

– Ну так что?

– Они как раз обсуждают, что собираются нас поиметь.

– Как конкретно?