Книга Письма любви - Мария Нуровская

— А Михал знает, что возвращается его мама?

Ты удивленно посмотрел на меня.

— Для него это может быть большим потрясением, — добавила я.

На минуту наши взгляды встретились. Я увидела в твоих глазах беспокойство. Как в тот раз, когда ты не знал, как обращаться ко мне — на «ты» или на «вы».

— Я считал, что она поедет в Краков… через некоторое время…

Это прозвучало неубедительно и вызвало у меня еще большую тревогу. Я поняла, что ты и сам не знаешь, как выйти из ситуации, а Краков, видимо, придумал для меня.

— Анджей!

Ты повернул голову в мою сторону, словно ожидая удара.

— Я уеду. Привези ее сюда, пусть побудет с вами, потом как-нибудь все решится… Захочешь — придешь ко мне.

Ты подошел так близко, что я даже слегка отодвинулась. И обнял меня.

— Никуда не поедешь, — твердо произнес ты.

Я освободилась от объятий и посмотрела тебе прямо в глаза:

— Ну тогда как ты себе все это представляешь?

— Марыся — мать Михала, но я больше не люблю ее. Я сделаю для нее, что смогу.

— Ты искал ее…

Ты серьезно посмотрел на меня:

— А ты знала об этом?

Я молча кивнула.

— Я искал ее, но обманывать не стану. Это было бы непорядочно.

Кто может знать, что порядочно, а что нет, подумала я.

— Мы решим, каким образом поступить с Михалом, — продолжал ты. — Может быть, Марыся захочет его забрать, ведь она — его мать.

Я не отвечала, но эти слова испугали меня не меньше, чем предыдущие. Михал стал такой же важной частью меня, как и ты. Без Михала я не была бы человеком в полном смысле этого слова. Но мне нельзя было ставить условия. Я могла их только принимать.

Утром я ушла на работу. Ты взял выходной. Собирался вернуться из Кракова на следующий день, но когда я пришла с работы, то увидела внизу Михала. Он стоял возле арки, как на карауле.

— Ты что тут делаешь? — удивилась я.

— Папа просит, чтобы ты не поднималась наверх…

От этих слов у меня закружилась голова, и я вынуждена была прислониться к стене.

— Кристина, — спросил Михал, — ты что, больна?

— Нет-нет, — выдавила я из себя улыбку, — это так. Ничего…

— Ты постой тут, а я пойду к папе, — сказал он, — так папа велел…

Все было ясно: мне нужно уйти. Но я не могла. Стояла, словно прикованная. Я подумала: можно ли считать грехом то, что я сделала с собой или, скорее, с другими? Отец, а теперь вот она… Я знала твою жену только по фотографии. Красивое, спокойное лицо. Короткие темные волосы, темные глаза, смешливый носик. На тех фотографиях вы были вместе, обнимались и смеялись, глядя в объектив. Сначала, рассматривая те снимки, я испытывала обыкновенное любопытство, потом к нему прибавилась боль… Но я осознавала, что делаю, и где-то в глубине души ожидала такой конец.

Другого я не заслуживала. Я пришла в этот дом с улицы. Сначала присвоила себе ее одежду, а потом любовь сына и твое сердце. Это не могло остаться безнаказанным, за такую кражу надлежало заплатить. Я должна повернуться и уйти. В неизвестность. Что с того? Марысю это не должно касаться. Но я все стояла в этой арке, Анджей. Я все стояла…

И вдруг увидела тебя. Ты шел быстрым шагом через двор. Я хотела сделать безразличное выражение лица, даже пыталась выдавить из себя улыбку, но была не в состоянии. Я не владела своим лицом. И вообще собой. Во мне все распалось на отдельные частички. Казалось, что я уже никогда не смогу себя собрать. Ты подошел ко мне, но я не успела заглянуть тебе в лицо и увидеть в глазах знакомое выражение беспокойства.

Ты прижал меня к себе.

— Кристина, — услышала я твой голос, — успокойся. Я все тебе сейчас объясню, пойдем…

Мы отправились в кондитерскую на углу, куда я когда-то носила пончики, которые пекла твоя мама. Мы сели за столик, точнее, ты усадил меня за него. Я была не в состоянии выбрать место. Даже это решение казалось мне слишком трудным. Я видела перед собой только твое лицо. Ты смотрел мне в глаза.

— Кристина, — сказал ты, — нам немного сложнее стало жить, но мы вместе и должны быть вместе. Ты знаешь это не хуже моего…

Я кивнула, потому что не могла выдавить из себя ни единого звука.

— Она не захотела ехать в Краков. Я ей все рассказал, но она все равно хочет быть с нами… она тяжело больна.

Слезы наполнили мои глаза. Твои слова были приговором или, точнее, его подтверждением.

— Марыся будет спать в комнате с Михалом… Она страдает нервной болезнью. Врачи считают, что, может быть, семейная обстановка ее вылечит…

— А ты хочешь предложить ей пекло, — услышала я свой голос, словно прозвучавший с магнитофонной ленты. — Чем будет для нее мое присутствие?

— Она согласна.

— Как ты можешь требовать от нее такого решения? Это не по-человечески. Знаешь, как это называется? — Теперь это уже была я. В одну минуту из брошенной любовницы я превратилась в женщину, способную понять другую женщину.

— Она в таком состоянии, что твое присутствие не может ей ни помочь, ни навредить. Она хочет быть рядом с сыном.

— Анджей! Ну что ты такое говоришь?!

Минуту назад мне казалось, что ты не в своем уме. Но все произошло так, как ты сказал. Мы проговорили с тобой еще какое-то время, ты пытался убедить меня, чтобы я посмотрела на нее и только после этого приняла решение.

Я поднималась по ступенькам с бьющимся сердцем. За дверью с табличкой «Портной Иосиф Круп» меня вновь ждала неизвестность… Она сидела на топчане и смотрела перед собой. Когда мы вошли, она повернула голову в нашу сторону. Я увидела исхудавшее лицо, на котором выделялись только глаза и очень большой рот. Она усмехнулась. Я сразу узнала этот оскал — предвестник смерти. И снова почувствовала, как быстро забилось мое сердце.

— Ты — Кристина, — сказала Марыся странным голосом, словно он не принадлежал ей. Она протянула ко мне руки, и я взяла их с ощущением, что держу пару косточек. — Я рада, что ты у Анджея есть… это хорошо.

Внутри меня вновь появилось ощущение нереальности. Раньше оно было связано с моим прошлым, теперь уже относилось к настоящему.

— Михал так хорошо выглядит, — продолжала Марыся, — так вырос…

— А где он? — спросила я.

Уже как-то раз (мы жили тогда в деревянном доме) я не могла в себе разобраться и искала у мальчика помощи. Теперь я также в ней нуждалась.

— Он в другой комнате, — ответила она, — кажется, он меня сторонится.

— Пойду к нему.

Я прошла по комнате, как на костылях, а когда увидела Михала, прочла на его лице те же самые чувства.