Книга Я стою у ресторана, замуж - поздно, cдохнуть - рано... - Эдвард Радзинский

Я торжественно открыл ее журнал. Показал очумевшей девице «свою» фотографию и спросил, величественно улыбаясь: «Вам не кажется, что фото на кого-то похоже?» После чего, не дав ей опомниться, надписал размашисто на экземпляре: «Красавице старухе – от доброго старика».

Излишне говорить, что все у нас с ней состоялось в ту же ночь (она старательно следовала сюжету любимой повести). Так я стал им… Клянусь, утром я решил ей все рассказать. И ничего, конечно, не рассказал. Поживем – увидим…»

«7 августа.

Сегодня закончилась часть моей жизни. Началась другая! Клянусь! Прошло два месяца! Целых два месяца! Всего два месяца – но как… И как все изменилось! Изменилось! Сегодня читал свою статью. И где?! Однако все по порядку…

По порядку. Я давно чувствовал: где-то в лучезарно-далеком там рождается новый импульс… Поднимается могучий ветер… Смею думать, это будет ураган. Я понял: все эти «старики», юные бунтари, эпатирующие злые говоруны – все они, смеющие ворчать на совершеннейшее из обществ… На свалку их! С фрондерством будет покончено. Говорю с уверенностью! В ближайшем будущем. А дальше? Дальше – тишина!.. Медведь явно перевернулся на другой бок.

Короче, Д. со своей повестью оказался просто создан был для разносной статьи… И написал ее… да, я! И вот вчера – появилась! И где! Меня, ничтожного литсотрудника многотиражной газеты, напечатали в авторитетнейшем органе!.. Да, я потерял юмор! Пусть! Я счастлив! Но после стольких лет пребывания в «нетях»! Самое смешное: мало кто понимает значение моей статьи. Они думают, глупцы, что сие просто статья. Очередная статья «против» Д.… А потом скоро будет статья «за» Д.… Не будет! В том-то и дело!

«До свидания, мальчики!» Точнее, прощайте! У Ибсена есть фраза: «Счастливый – это тот, на кого веяния времени нисходят сами собой». Неужели я?.. Кстати, статья получилась! «Добрый старик» отлично высек «разгневанного старика»! «Ищите женщину!» Да, она очень помогла мне написать эту статью… Может быть, без нее я и не решился бы. Я столько задумывал… и столько не решался! Но все эти два месяца я спал с ней под именем Д. Она изводила меня цитатами из его повести. И я терпел! Два месяца!

Самое интересное наступило недавно. Это простенькое существо погибало от двойственности: она уже не хотела быть похожей на мою (его) героиню. Нет, она безумно ее ревновала ко мне (к нему). В это время, клянусь, мне несложно было все ей рассказать и заменить Д. собой! Но я слишком ее ненавидел – за два месяца восторгов по его поводу. Ненавидел… и любил! Любил, черт побери! И с каким восторгом, вдохновением, опьянением – писал статью против его (моей) повести. И сегодня, когда ее напечатали, с трудом дожил, пока она пришла ко мне! И я разложил газету перед ней. Молча. Она с испуганным изумлением, уже чувствуя, что там нечто страшное, начала читать. А я смотрел, как она читает. Удивление… испуг… непонимание…. И тогда, закольцовывая сюжет, я с удовольствием объяснил ей все! Потом она валялась на кровати, тело ее содрогалось… А я… Я безумно любил ее в этот миг. И ненавидел… за ее отчаяние, за слезы… Она оплакивала его! Я знал, что нужно было сделать, и клянусь – она стала бы моей рабой. Но я не сделал. Я просто засмеялся и выгнал ее. Я не смог ей простить…»

«25 августа.

Браво! Вчера опубликовали еще две мои статьи. Одну о театре – о постановке пьесы по повести Д. «Любовь» в театре Ленинского комсомола.

У театра толпа. Билетики спрашивают от метро… Модный, супермодный писатель Д.

Меня встречали у входа: боятся нового критика! Молоденькая заведующая литературной частью – она очень общительная и очень бойкая (прежде это определили бы словом «наглая»). Сразу противно положила руку мне на плечо (терпеть не могу некрасивых женщин). И сказала заговорщически:

– А вы совсем молодой!..

– Это вас удивляет?

– Но вы так разнесли прозу молодых и повесть Д.

– А может быть, просто я другой молодой!

В ответ она засмеялась и уж совсем амикошонски втолкнула меня в зрительный зал, где меня подхватил администратор и угодливо сопроводил к моему месту. Но я успел услышать, как она небрежно сказала кому-то:

– В порядке! Это будет наш кадр!

Теперь самое смешное: спектакль очень понравился! Они убрали почти весь жаргон и «юморочек». Осталась притча, вечная и грустная, о Юноше и Девушке. Их первая ночь – вечное – «После любви люди и животные печальны»… Взволновало! Наверное, и потому, что никак не могу отделаться от воспоминаний о моей дуре. Самое грустное: дурища перестала мне звонить (первое время часто мне звонила и молчала в трубку), но я делал вид, что не понимаю, насмешливо спрашивал: «Кто это?»

И вот теперь жду, жду звонка… И ничего!

Короче, я так раздражен этим новым волнением, что разгромил спектакль с яростным энтузиазмом. Вот так – «ищите женщину»!

Статья удалась. Я быстро овладел кошмарным птичьим языком наших рецензий! «Потребность в искусстве героического накала и общественно значимых тем… Социально значимый герой не рождается на обочине жизни… Умение подменять истинную сложность жизни надуманными конфликтами (вроде пресловутого конфликта отцов и детей или порядком набивших оскомину брюзжания и фрондерства перезрелых мальчиков – «стариков»)…» Ну и в заключение: «Снижение общественной значимости конфликта неизбежно ведет к снижению литературно-художественного уровня. И ярчайшее доказательство тому – обидная неудача молодого писателя и талантливого коллектива театра Ленинского комсомола…»

Неужели все это писал обожатель Ренара и Пруста?.. А может быть, именно поэтому я смог? С высот Литературы – они все одинаковы: и Д., и его антиподы. Все равны! Все пигмеи!

Короче, я становлюсь фигурой: борцом! «Карфаген должен быть разрушен»…

Захотелось узнать реакцию Д. Позвонил ему, но он у нас, как всегда, в отъезде. Путешествует, пардон, – “мотается”».

«1 октября.

Позвонила завлитша. Почему-то позвонила ночью, когда все приличные люди давно спят. Сказала:

– Вы зарезали наш спектакль!

Оказывается, после моей статьи органы культуры постоянно вычеркивают спектакль из репертуара. Короче, теперь он не идет. Впервые чувствую вещественно – силу Слова! Силу моего слова…

– Поверьте, мне очень жаль, – отвечал я, «добрый старик» и «наш кадр». – Но, простите, иначе не умею. Если не высказывать свое мнение, искусство умрет, девушка.

Фантастическая банальность фразы особенно по душе.

И еще. Мне нравится современный театр! Раньше у актеров были амплуа: один играл героев, другой – злодеев. Но современный театр постиг сложность жизни. Никаких амплуа! Сегодня он – Иуда, подлец, трус, а завтра – герой! Идеальный герой нашего времени. Да здравствует театр!»

«2 октября.

Произошло самое неправдоподобное. Я ей позвонил! Сам. И она (она!) швырнула трубку. Позвонил снова! То же! Звонил бешено, безостановочно! Она не подходит к телефону. Она, которая преследовала меня преданной любовью! Вымаливала свидания! Звонила по сто раз на дню! Если я был занят – швырял трубку без лишних слов. И она звонила, звонила вновь. Она всегда была «до востребования». Ее звонок, мое слово – и она уже несется по городу. Жила она на другом конце города, и у нас была игра: я хронометрировал, за сколько времени она добиралась до моего дома после звонка. Как она была восхитительно бесстыдна и чиста в своей любви. Летели джинсы, блузка, она шагала через поверженную одежду своими точеными балетными ножками. Как металось в подушках ее детское лицо: расширенные глаза и сведенный судорогой рот.