Книга Оборотень - Александр Трапезников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошли запрос в Симферополь с описанием Глории, — сказал Тероян. Олег молча кивнул головой. — Это уже кое-что.
И тут они услышали слабый, но все нарастающий дрожащий звук. Такой сигнал мог подавать свисток в закипающем чайнике. Но это было что-то другое… Не сговариваясь, все трое поспешно вышли из кабинета. Звук доносился из детской комнаты. Маша распахнула дверь. Это плакал Коленька. Из щеки у него сочилась струйка крови, а Глория держала в руке бритву и испуганно смотрела на них.
Возвращались домой поздно, проезжая мимо голосующих, подозрительных личностей, не успевших попасть в метро. Они выскакивали чуть ли не на проезжую часть, и Терояну приходилось объезжать их. В Москве даже днем было опасно подсаживать кого-либо в машину, нападение на шофера мог предпринять любой, включая милую женщину с ребенком.
— Так почему у вас оказалась бритва? — спросил Тероян, не глядя на Глорию.
— Я же уже объясняла, — устало сказала она. — Я рассказывала детям о Гималаях, когда младшенький, незрячий Коленька, достал откуда-то эту гадость и начал вертеть в руках. Мне еле удалось отобрать ее. Я сама страшно перепугалась, что он порежется.
Ранка оказалась не опасной, и Тероян быстро обработал ее йодом, а затем наклеил бактерицидный пластырь. Напуганы были все, а больше всех, конечно же, Маша. Она первой подбежала к Глории и отняла у нее бритву. Такими лезвиями, „Восход“, ее муж не пользовался. Очевидно, Коленька подобрал его где-нибудь на улице. Он уже перестал плакать, чувствуя поднявшуюся вокруг него суету и сжимая в ладони руку старшего брата. Глория все это время тихо стояла в сторонке, не решаясь предложить свою помощь. Понемногу все успокоились, но окончание вечера прошло несколько натянуто, неестественно, словно бы в продолжавшем звучать музыкальном инструменте лопнула одна из струн. Более всего Терояну не хотелось, чтобы Глория почувствовала какое-то отчуждение. Поэтому по дороге домой он попытался как-то скосить ее настроение, вернуть в прежнее состояние, в котором она пребывала до происшествия с Коленькой. Но этот вопрос вырвался сам собой, он был задан скорее себе, чем ей, случайно прозвучав вслух.
— Я сделала что-то не так? — обиженно спросила Глория. — Надо было оставить бритву в руках ребенка?
— Нет, конечно, все правильно, — отозвался Тероян.
— Почему же тогда вы все на меня так смотрели? И Маша, и Олег. Даже вы.
— Просто все произошло так неожиданно, — мягко сказал Тим. — И никто ни в чем еще не разобрался. Не чувствуйте себя виноватой. Ранка заживет, шрама не останется. Дети всегда режутся.
— Или им помогают в том, — как-то загадочно добавила Глория, и он покосился на нее, встретив нахмуренный взгляд.
— Завтра мы продолжим наши покупки, — сменил Тероян тему. — Вам нужны какие-нибудь домашние вещи: удобный халат, пижама, что там в таких случаях требуется? Возле дома есть хороший универсам. Я дам деньги и вы сами купите все необходимое.
— Чем же я буду расплачиваться? — спросила вдруг девушка. — Я не хочу жить в долг.
— А вы об этом пока не думайте. Считайте, что я ваш богатый дядюшка с озера Севан. Которому приятно делать подарки племяннице.
— Когда-нибудь я рассчитаюсь с вами, — сказала она, но прозвучало это как-то двусмысленно.
— Непременно. А потом, завтра же, мы займемся рутинной, архивной работой. Поедем в библиотеку, и вы поможете мне в одном деле.
— Хорошо. И позвольте мне также заняться кое-какими домашними заботами, чтобы не сидеть без дела. Я могу готовить, убирать квартиру. У вас грязные окна. Давайте я их помою?
— Вот и отлично. Назначаю вас домохозяйкой. Кстати, вы знаете какие-нибудь языки?
— О, мон дье, жу не ком прам па?
— Требьен. А я — английский. Это поможет нам в завтрашней работе. Отныне ваша комната будет маленьким Парижем, а моя — мерзлым Лондоном. Посередине — Ла-Манш.
— А паром при переправе не затонет?
— Будем надеяться.
В квартире, когда они вернулись, уже менее ощущался холостяцкий дух, тут витала какая-то незримая женская субстанция, прочно овладевающая территорией. Тероян подождал, пока девушка примет душ, приведет себя в порядок. Он достал с полки Ларошфуко и перелистывал его „Размышления на разные темы“, сидя в кресле. Наконец она появилась в полюбившемся ей зеленом халате.
— Ванна свободна, — сказала она. И добавила на пороге своей комнаты: Спокойной ночи, дядюшка!
Ночь для Терояна прошла тревожно. Мало того, что начинали одолевать головные боли, но ему еще снились какие-то кошмары. Ему виделся в полумраке комнаты доктор Саддак Хашиги, оборачивающий к нему белое пятно лица без глаз, и руки его, подобно двум извивающимся змеям, тянулись к дивану Терояна — они стремились к нему, спящему, беспомощному, чтобы вцепиться в горло; Хашиги смеялся, и смех его напоминал хлопки болотного газа. Руки отделились от него, поплыли в воздухе, а из-за плеча высунулась голова хозяина харчевни, подмигнув косящим глазом, словно они с Тимом были заговорщики. Он украдкой показал Терояну кухонный нож и тотчас же спрятал его за спину.
— Это тебе, — шепотом сказал хозяин харчевни. — А это — мне, — и он вынул из кармана фартука отрубленную кисть. По комнате не спеша прошли Карпатов и Юнгов, о чем-то тихо беседуя. Тероян хотел привлечь их внимание, но не смог. В горле у него пересохло и не выходило ни единого звука, сколько бы он ни старался. Они ушли в комнату девушки, а оттуда вышел Влад Шелешев, прихрамывая, опираясь на палочку. Он лишь взглянул на Терояна и покачал головой, приложив палец к губам — в знак молчания. Хашиги маячил где-то в углу — все то же мертвенно-бледное лицо без глаз. Тероян пытался подняться, но тело его будто окаменело, он не мог пошевелить ни единым мускулом, а на груди у него откуда-то оказался кот Юнгова, только черный и с головой дога. Высунув язык, он тяжело дышал в лицо Тима. Потом дверь в комнату Глории отворилась, чуть скрипнув, и появилась она. В одной руке у нее была свеча, в другой — Тим отчетливо видел — скальпель. И она приближалась к нему. Он знал, что это конец, но продолжал смотреть на свою надвигающуюся смерть. Глория присела на диван и наклонилась над ним.
— Вам плохо? — спросила она. Ужас, охвативший его, стал проходить. В глазах Глории не было беспощадной ненависти и злобы, лишь печаль и жалость. Голова его метнулась по подушке, а девушка положила свою прохладную ладонь на его разгоряченный лоб. И он успокоился. Он видел, как она легко встала и скрылась в своей комнате. Было ли это наяву или во сне? Он не мог понять, потому что вновь стал погружаться в бездонную пропасть…
Утром он очнулся разбитый, словно всю ночь принимал участие в каком-то шабаше, скача по полям и лесам. Из кухни разносился аромат свежего кофе. Тим поспешно встал и оделся, убрав постель. Синеглазая, гибкая девушка хлопотала возле плиты.
— Завтрак готов? — улыбнулся Тероян.