Книга Итальянское каприччио, или Странности любви - Нелли Осипова

— Бахтин неоригинален!

— Бросьте вы Кьеркегора, Бахтина. Мы живем в одно время с гениальным ученым Гумилевым и даже толком не знаем всех его работ.

Аня читала Гумилева «Мое открытие Хазарии». Запомнила совершенно неожиданную для себя гипотезу о связи влажных и сухих циклов в степи с цивилизацией кочевников.

— Между прочим, доподлинно установлено, что отца его, поэта Гумилева, расстреляли напрасно. Он не был замешан ни в каких заговорах белых офицеров, просто его офицерская честь не позволила называть имена.

— Чушь! — завопил бородатый, сидевший рядом с Аней. — Сплошная чушь, придуманная с лучшими намерениями теми, кто пытается пробить публикацию его стихов. Только не нужно из мелких конъюнктурных соображений умалять значение гибели замечательного поэта! — Бородатый вскочил на ноги.

«И все-таки — подумала Аня, — у них в головах каша, либо они уже наотмечались с утра пораньше…»

— Настоящих поэтов всегда убивают! Это истина, — заявил высокий блондин.

— А кого не убивают, тот не поэт?

— Не поэт. Вон Евтух процветает, и Вознесенский, и иже с ними. А Высоцкий…

— Высоцкий — бард.

Аня не успевала переводить взгляд с одного выкрикивающего свое категорическое суждение на другого. Рядом с ней снова плюхнулся бородатый и нормальным голосом, словно не он только что вопил как глашатай на площади, сказал:

— Наверное, смотрите на нас глазами нормального человека?

— Почему вы решили, что я нормальный человек?

— У вас лицо такое — спокойное, ясное, чистое и доброе. У нас ведь институт, можно сказать, благородных девиц, где мужиков на каждом курсе можно по пальцам перечесть. Вот в аспирантуре уже фифти-фифти. Большинство девиц бегают по аудиториям с какими-то заполошными лицами, сексуально-озабоченные, интеллектуально взвихренные, но ни черта ни в том, ни в другом не понимающие. Секс — это искусство, а интеллектуальность девиц — как брачное оперение у птиц. Я вас не шокирую?

Аня покачала отрицательно головой, и бородатый, оживившись, положил руку ей на колено.

— И еще у нас путают интеллектуальность с мозговой сумятицей и переводом таковой сумятицы в вязкие слова.

Аня глазами указала бородатому на руку, лежащую на ее колене, но он не заметил или сделал вид, что не заметил. Тогда она двумя пальцами с брезгливостью, как что-то гадкое, взяла за обшлаг куртки и убрала руку с колена.

— Даже так? — изобразил удивление бородатый.

— Даже так.

— Эх, если бы не Николай, влюбился бы я в тебя, как первокурсник.

— Ну, если мы уже на ты, то прими мои поздравления: впервые вижу человека, который может влюбиться по здравому размышлению.

— Один — ноль, — снисходительно одобрил бородатый.

К ним подошел Николай.

— Ты извини, — обратился он к Ане, — мальчишки расшумелись, и каждый о своем.

— Мне очень интересно.

— Да, да, — бородач, — я не даю ей скучать.

— Ну тогда я спокоен, пойду разнимать спорщиков, пока не полетели пух и перья — я как-никак хозяин дома, — весело парировал Николай и отошел.

— Вот так манеры! Не то что у меня, я до сих пор не представился. Меня зовут Филипп, можно просто Филя.

— Простофиля? — засмеялась Аня.

— Совершенно верно. Я всегда первый говорю это, чтобы у собеседника не возникло спонтанное желание сострить, ибо слушать одну и ту же остроту, начиная с детского садика, согласитесь, пошло, — с нарочитой небрежностью бросил бородач.

Аня засмеялась и, протянув ему руку, представилась:

— Ну а я — Аня.

— Мы знаем. И, между прочим, не только потому, что твое имя назвал хозяин, — он нам о тебе все уши прожужжал.

Аня почувствовала, что краснеет, и промолчала. Филипп склонился к ней и шепнул:

— Завидую Кольке. — Потом, ерничая, добавил: — И чего в нем такие хорошие девочки находят?

Аня рассердилась и чуть было не ляпнула: что ж ты друга-то продаешь! — но сдержалась и заставила себя улыбнуться.

— Каждая свое.

— Два — ноль!

Снова подошел Николай, турнул с места Филиппа и сел рядом с Аней.

— Ты сегодня очень красивая. Я так рад, что вытащил тебя.

— Притащил — так будет точнее. Дома ничего не знают.

— Ты можешь позвонить, телефон в прихожей. Пойдем, я покажу.

Они вышли в прихожую, и, когда Аня набирала номер, он поцеловал ее и быстро шепнул:

— Предупреди, что придешь поздно. Я провожу тебя…

Николай вернулся в комнату, Аня поговорила с отцом и тоже пошла в «келью». Народ уже собирался уходить, как-то дружно и словно по команде. Николай открыл дверь настежь, чтобы сквозняком вытянуло дым. Проводив последнего гостя, он быстро собрал бутылки, вынес на кухню, потом стряхнул весь пепел и окурки в газету, унес и долго не возвращался, а когда вернулся, в руках он держал бутылку шампанского.

— Это еще зачем? — удивилась Аня.

— Затем, что мы с тобой так и не выпили.

Он откупорил бутылку, налил в два стакана, подал один Ане, встал перед ней на колено и, заглядывая в глаза, сказал:

— За тебя.

«За нас», — мысленно поправила его Аня.

Они выпили.

Николай снова наполнил стаканы.

— За нас! — провозгласил он, словно подслушал ее мысли.

Он обнял ее и стал покрывать летучими поцелуями уголки губ, глаза, шею, шепча все время:

— Я так соскучился по тебе…

Аня ничего не отвечала — она вся как-то обмякла и витала, как ей казалось, в нереальном мире. Она откинулась на подушку. Николай встал с колена и, осторожно прижав ее к себе, взял ее губы в свои, раздвинул языком зубы и стал проникать глубже и глубже. Потом рука его нащупала под одеждой сосок. Аня крепко прижала Николая к себе, и мгновенная мысль словно озарила ее затуманенное страстью сознание: «Я хочу этого. Пусть будет, что будет…»

Он быстро и ловко раздел ее, потом скинул с себя одежду и, прильнув к ней всем телом, жадно целовал и покусывал ее соски, ласкал языком живот, потом все ниже и наконец погрузился лицом в курчавившиеся русые волосы. Стыд вдруг сковал ее, и она хотела поджать ноги, но тут возникла перед глазами, казалось, уже забытая картина обнаженной матери с распущенными волосами, и Аня почувствовала, что нет никакого стыда, неловкости, оглядки, есть только одно желание — продлить радость, наслаждение, восторг. Она раздвинула ноги, и когда он коснулся языком самого сокровенного, что-то потянуло, заболело внизу живота, легкая судорога пробежала по телу. Николай приподнял голову, посмотрел на распластавшуюся с закрытыми глазами Аню и вошел в нее…