Книга Развод по-русски [= Типично женское убийство ] - Александра Авророва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната для свиданий оказалась разделена на две части стеклянной перегородкой. Дурацкое это стекло совершенно лишило Веру душевных сил. По кинофильмам она представляла себе решетку и надеялась через нее взять сестру за руку и держать все отпущенные им минуты. А тут — стекло. От разочарования и боли на глазах выступили слезы, но Вера быстро их смахнула. Она не имеет права мучить Лизу еще и своим горем, она должна поддержать ее, придать ей мужества!
И все же при появлении сестры Вера вздрогнула, прикусив губу. Куда делся доверчивый взгляд балованного ребенка, ни разу ни от кого не видевшего обид? Взгляд, светившийся, словно солнечный луч, и привлекавший любые сердца, выделявший Лизку среди сотен, тысяч, миллионов, единственный на целый мир! Исчез, будто и не было никогда, и, скорее всего, навечно. Теперь на вас смотрел маленький, затравленный, растерянный зверек, отовсюду ждущий беды и не умеющий с нею бороться.
— Лиза! — позвала Вера.
Лиза ахнула и отшатнулась, но тут же, рванувшись вперед, припала лбом к проклятому стеклу. Припала и Вера. Если б не оно, сестры касались бы друг друга.
— Я тебя даже не узнала сразу, — прошептала младшая, плача. — Это ты из-за меня такая, да? Ты прости меня, Верочка.
— О господи, родная! — вскричала старшая. — Но я-то тут при чем? Со мной все нормально. Главное — это ты.
Она помнила, что времени у них мало, и заставила себя отстраниться.
— Слушай меня внимательно. Я должна знать правду. Я, — она выделила это слово, — Я должна знать правду. Понимаешь? Иначе я не выдержу. Ты ведь его не убивала, да? Если это так, расскажи все, как было. Правда не может повредить. А если ты… если это ты… посмотри на меня, Лизонька! — и она прижала палец к левой щеке, — если это ты, то тоже расскажи. Ты поняла меня, Лиза?
Та на мгновение задохнулась и вдруг перестала плакать.
— Вера! Неужели даже ты… неужели ты могла поверить, что я его убила? Что Я убила Андрюшу? Даже ты… ты можешь так считать?
Ее лицо выражало ужас, но Вере было этого недостаточно. Она вглядывалась в огромном напряжении сил, пытаясь проникнуть вглубь, прямо в душу. Лиза растерянно посмотрела по сторонам, словно чего-то ища, и произнесла:
— Я клянусь… я клянусь… — ее глаза остановились, посветлев, на сестре, и она твердо закончила: — Я клянусь твоим здоровьем, Вера, и твоею жизнью. Я никого не убивала.
Именно тут Вера поняла, что испытывал человек, придумавший ставшею крылатой фразу — «гора упала с плеч». Последние дни на плечи давила гора, и вот упала. Лиза не убивала! Лиза не виновата! Ну, конечно! Не надо, нельзя было сомневаться! Что угодно, но преступления Лиза совершить не могла!
— Тогда расскажи правду.
— Ты… ты уверена?
— Раз это сделала не ты, значит, кто-то другой. Чтобы понять, кто, надо знать, как было дело. Я уверена в этом.
— Хорошо. Я приехала к Андрюше в три, как договорились. Ну, может, чуть опоздала. Открыла дверь своим ключом, зашла, а там… он. Совершенно мертвый и весь в крови. Но еще теплый. Я сама чуть не умерла! А в руке мой шарфик. Да, еще пистолет валяется! Я подняла, вижу — мой.
— А где ты его хранила?
— Вроде на работе. Я не собиралась им пользоваться, взяла, чтобы с Борей не спорить, и убрала с глаз подальше. И забыла. А шарфик… Боря меня спрашивал, почему не ношу, это ж его подарок, а мне неловко было сказать, что посеяла. Он бы обиделся. В общем, я сразу решила — из-за всего этого возьмут и подумают на меня. Тем более, на пистолете теперь мои отпечатки. Про отпечатки всегда в детективах пишут, я знаю. Я вытерла его шарфиком и взяла с собой. И убежала. Надо было, конечно, выкинуть, где подальше, а на меня нашло помрачение ума. Мне казалось, у меня сердце разорвется от этого пистолета, ни минуты не могла с ним выдержать, понимаешь? Будто змею несла живую. Я зашла в соседний подъезд и в мусоропровод кинула. Я думала, в соседнем подъезде искать не станут. А как выкинула, сразу легче стало, и я про алиби подумала. Про алиби тоже всегда пишут. Вот я и позвонила на работу его голосом, а потом туда пришла и до вечера сидела, чтобы меня видели. Только меня ужасно мучило, что Андрюша лежит дома, мертвый, и… и разлагается. Как представлю, сразу мутит. Только идти я туда снова не могла, ты же понимаешь! Когда Ритка ко мне с этим пристала, я просто с ума чуть не сошла! А потом ты придумала, чтобы я дала ей ключ, и я обрадовалась. Она его найдет, и его, бедного, можно будет похоронить, как положено, чтобы он не лежал там больше один! Вот и все. Я все тебе сказала.
— Но почему ты не сказала этого сразу, Лиза? Сразу, как только его нашла! Почему?
— Но я не хотела тебя расстраивать. Ты бы расстроилась, правда? А я думала, все обойдется, и ты не узнаешь никогда. Специально старалась с тобой не видеться. Тебе бы не понравилось, что я наделала глупостей, ты бы велела мне во всем признаться. А я не хотела, потому что считала, все как-нибудь само образуется.
— Само! — не помня себя, вскричала Вера. — Разве оно образуется само? А я бы что-нибудь сделала! Я бы подожгла его квартиру, я бы спрятала тело… я не знаю, что, но…
— А вот это уже лишнее, — прервал диалог спокойный голос.
Сестры, очнувшись, повернулись к следователю.
— Не имею ни малейшего желания слушать о предлагаемых вами противоправных действиях, — продолжил тот. — Времени я вам дал достаточно, Елизавета Дмитриевна изложила нам свою новую версию, и на этом мы закончим.
Вера не успела ахнуть, как появился охранник и равнодушно увел Лизу за дверь.
— Но… но она же не убивала, Анатолий Борисович!
Тот пожал плечами:
— Если бы мы верили всему, что нам говорят…
— Вы не понимаете! Она ведь сказала мне! Она поклялась моим здоровьем и моею жизнью. Она не убивала, я твердо это знаю! Я знаю наверняка! Что мне сделать, чтобы вы мне поверили?
Левандовский вздохнул:
— Вам я верю, Вера Дмитриевна. Вы действительно считаете сестру невиновной. Но это не заставит меня поверить ей.
— Но почему?
— Я беседовал с вашей сестрой неоднократно и имел возможность наблюдать, как она переходит от одной лжи к другой. Сплошные искренность и простодушие! Причем, уличенная, совершенно не смутившись, меняет показания на более удобные все с теми же честными глазами. Теперь она поняла, что, чем отрицать каждую улику в отдельности, умнее сменить версию целиком. Ну, сменила. И, по-вашему, десять раз надутый, на одиннадцатый я обязан слепо верить? Поклялась вашим здоровьем? Извините, Вера Дмитриевна, только для нее это слова, пустое сотрясание воздуха. Поклялась себе и поклялась. Опять-таки, вам от этого стало легче, а она вас любит. Нет! Пока мне не предъявят человека, имеющего не менее веские мотивы для убийства, имеющего возможность убить, да еще на которого указывают улики, я своего мнения не изменю.
Неожиданно Веру осенила мысль, почему-то раньше не приходившая в голову.