Книга Плененные сердца - Валери Кинг

– Как, ты еще и оправдываешься? Воровство – это чудовищное преступление. Не настолько же ты глупа, чтобы этого не понимать!

При упоминании о глупости – любимом слове Афродиты в разговоре с невесткой – Психея вскипела:

– Глупа? Эрот, сознайся, ты опять говорил обо мне со своей мамашей?

Бог любви несколько смутился:

– Да, я советовался с ней сегодня утром, и она сказала, чтобы я запретил тебе возвращаться в Бедфордшир и вообще в Англию. Куда лучше будет разобраться, что с тобой творится.

– Со мной?! – Психея пришла в полное негодование. – Ничего, мой супруг, абсолютно ничего! Один день общения с разумными существами, одна ночь в объятиях любящего мужчины – вот все, что мне нужно! Можешь передать это твоей драгоценной мамочке. Она – женщина, она прекрасно меня поймет. А что до твоих запрещений и приказаний, я могу сказать тебе только то, что люди повторяют из века в век: можешь убираться с ними ко всем чертям и мамашу прихватить с собой!

Щеки Эрота побагровели, что было особенно заметно по контрасту с его белоснежными крыльями и белокурыми локонами. Слова Психеи сильно его разозлили. Плотно сжав губы, он молча взмыл в воздух и исчез в облаках. Вероятно, полетел на Олимп жаловаться божественной матери.

Слезы жгли глаза Психеи, следившей за его исчезновением. Жемчужная нить ее семейной жизни оборвалась, оборвалась навсегда! Эрот куда больше стремится ублаготворить мать, чем понять жену. Психея направилась вдоль по тропинке, ведущей к гроту. Ей было необходимо уединиться, чтобы излить боль разбитого сердца. Подхватив длинные белые юбки, она бросилась бежать.

– Эвелина, я не понимаю, – произнесла с натянутой улыбкой Аннабелла. – Мне всегда казалось, что ты ненавидишь Брендрейта. И ты никогда не выходила из дому, чтобы встретиться с ним. Почему ты не расскажешь мне, о чем вы беседовали?

Аннабелла не давала ни Эвелине, ни маркизу войти в дом. Она никак не желала оставить их в покое, стремясь узнать, о чем они говорили и почему наедине.

Брэндрейт, отмахнувшись небрежно от назойливых расспросов кузины, сказал ей наконец твердо:

– Что за несносное детское любопытство, кузина! Если вам так неймется, мы пытались договориться по поводу бюста Зевса, но нам это опять не удалось.

– Какая ерунда! – Аннабелла мгновенно успокоилась. Его ответ явно удовлетворил ее. – Мне до смерти надоело день и ночь слышать разговоры об этой безобразной статуе. Если не ты об этом твердишь, Эва, так мистер Шел-форд – который, кстати, дожидается в гостиной – начинает восторгаться линией его носа или сложнейшим рисунком волос. Я, право же, с ума сойду, если услышу о нем еще хоть слово!

– Прошу тебя, не надо! – Эвелина обменялась с маркизом лукавым взглядом. – Довольно с нас сумасшедших. Обещаю тебе больше не заводить о нем речь. А ты мне обещай сохранить рассудок!

Маркиз прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Вот и чудесно! – воскликнула Аннабелла. – А вы, Брэндрейт? Вы тоже обещаете? Ни слова больше о бюсте Зевса?

Эвелина ожидала ответа маркиза. Он чуть заметно усмехнулся, прежде чем ответить.

– Все, что вам угодно, моя крошка! Аннабелла была и довольна, и недовольна подобным обращением. В тоне маркиза было достаточно нежности, чтобы удовлетворить влюбленную девицу, но само это обращение напоминало ей лишний раз, что она не только намного моложе кузена, но и очень маленького роста. На ее взгляд, это являлось существенным недостатком. Она выпрямилась и поднялась на цыпочки.

– Я не так уж и мала, – сказала она. – Мне вовсе не нравится это глупое прозвище.

– Но я же не имел в виду ваш рост.

– Нет, имели, знаю я вас, – Надув свои прелестные губки, она взяла маркиза под руку и, продолжая отчитывать его за неугодное ей обращение, увлекла его к дверям.

Эвелина смотрела им вслед. На мгновение ей вспомнилось, как она чувствовала себя в его объятиях. Право же, ее собственная фигура и, как говорят, почти царственная осанка недурно подходили к его атлетическому сложению и немалому росту. Пережитое наслаждение зажгло ей щеки.

Да что же это такое?! Опять она думает о Брэндрейте! Как это глупо, ведь он никогда ее больше не поцелует, да и сама она никогда бы ему не позволила.

Эвелина последовала за Аннабеллой и маркизом, и до нее долетел последний из глупых комплиментов, расточаемых этой юной леди своему кузену:

– Как сверкают ваши сапоги, кузен. У вашего камердинера, верно, есть свой собственный рецепт ваксы? Уж не добавляет ли он в нее шампанское, как советуют некоторые?

– Только немного бренди. – Маркиз лукаво ей подмигнул.

– Какая чушь! – произнесла Аннабелла в полном блаженстве, поднимаясь вместе с ним по ступеням террасы.

Эвелина уже привыкла оставаться в стороне, когда Аннабелла начинала кокетничать. Подобрав лиловые юбки, она медленно шла за флиртующей парочкой, недоумевая, что привело викария в Флитвик-Лодж в столь ранний час. Но внезапно что-то отвлекло ее от этих мыслей.

Что– то было не так, но что?

Эвелина оглянулась на старый дуб и заросли кустарника. Сначала она даже не поняла, что именно привлекло ее внимание. Но вдруг заметила, что малиновки как-то примолкли.

Наступившая тишина поразила ее. Жизнь кипела вокруг, но не было слышно ни звука. Она повернулась было к Брэндрейту и Аннабелле, чтобы спросить, что они об этом думают, но они уже вошли в дом, оставив ее на террасе.

В чем дело? Эвелина, полная любопытства, хотела было уже вернуться к дубу.

Она не успела сделать и трех шагов, как услышала звуки, которые, вероятно, и спугнули малиновок, – громкие рыдания какой-то молодой женщины.

У старого дуба тропинка, по которой шла Эвелина, разделялась. Одна дорожка, усыпанная гравием и поддерживаемая в довольно хорошем состоянии, вела к конюшне, другая, заросшая по колено травой, вела к лесу.

Эвелина остановилась у развилки и внимательно прислушалась. Птицы молчали, слышался только шелест крыльев. На мгновение звуки рыданий стихли, и прохладный ветерок закрутил подол платья Эвелины вокруг лодыжек. Уж не послышался ли ей этот плач? Быть может, это просто ветер завывал. Эвелина и представить не могла, кто из ее знакомых вдруг оказался бы поблизости, да еще в слезах!

Когда малиновки защебетали снова, Эвелина усмехнулась в полном убеждении, что все это было одно ее воображение. Она уже повернулась, чтобы направиться домой, когда вдруг снова воцарилась непонятная тишина.

На этот раз Эвелина уже не сомневалась в том, что звуки плача доносились из леса, скорее всего из заброшенного грота. Приподняв юбки, Эвелина стремительно бросилась бежать по заросшей тропинке, не обращая внимания на забившуюся в туфли пыль.

На поляне между конюшней и лесом цвело лето. Пчелы роились среди жимолости и дикого шиповника, наполнявших воздух сладким ароматом. Кусты ежевики то и дело цеплялись за юбки Эвелины, царапая ей ноги сквозь шелковые чулки. Впереди темнел лес. Среди дубов, буков и лип тут и там раскидывали свои мохнатые лапы ели. В былые времена лес регулярно прореживали, но при теперешнем печальном положении вещей деревья беспорядочно вздымали к небу свои верхушки, распространяя побеги во всех направлениях, а в подлеске водилась в изобилии всякая живность. Еще только приближаясь к зарослям, Эвелина уже слышала возню по меньшей мере дюжины белок, сновавших вверх и вниз по деревьям, предупреждая друг друга о приближении человека.