Книга Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла - Елена Езерская

— Господи! — вскричала Наташа. — Да вы и говорите, как Мария! Она стала просто невыносима в последнее время. Часами запирается в своих апартаментах с духовником и кается, кается! Нет, я не желаю похоронить свою молодость, свое здоровье под грузом нелепых догм, запрещающих мне любить и быть любимой. И он тоже думает так! Он нуждается во мне, в моей ласке, в понимании! У нас с ним так много общего — во вкусах, во взглядах…

— И не только, — кивнула Анна.

— Так вы догадались? — после продолжительной паузы спросила княжна, как-то сразу потухнув и потемнев лицом.

— Фамильное сходство черт трудно не заметить, — сказала Анна. — А вы подумали о том, что ждет вашего сына в будущем?

— Он — сын Юпитера, — не без внезапного пафоса с гордостью ответила ей Репнина. — Его отец никогда не оставит его.

— Насколько я помню, — грустно произнесла Анна, — Прометей тоже был сыном Юпитера, только древнегреческого, и его жизнь трудно назвать райской.

— Как хорошо, что больше я вам ничего не должна! — вскинулась Наташа. — И мы очень кстати приехали.

— Не обижайтесь на меня, — попросила Анна, спустившись по ступенькам из коляски. — Я бесконечно благодарна вам за эту нежданную, но такую своевременную помощь. Помните, если вам понадобится моя, вы тоже всегда можете рассчитывать на меня. И… Я прошу прощения, что невольно узнала больше, чем стоило знать.

— Неужели вы по-прежнему так наивны, что полагаете мои визиты к его высочеству тайной для двора и Марии? — недобро скривилась Наташа.

— Я знаю, что ничего не могу изменить ни в вашем мировоззрении, ни в вашей жизни, — как ни в чем не бывало, продолжала Анна, словно не замечая ее злой и опасной реплики, — но вы — можете.

— Чего или кого ради? — нахмурилась Репнина.

— Ради вас самой. Поверьте, однажды пелена увлечения спадет с ваших глаз и сердца, и вы спросите себя, что же я делала все это время? Почему находила наслаждение в том, что мои наслаждения терзали других?..

— Довольно! — уже по-настоящему рассердилась Наташа и крикнула кучеру. — Пошел!

— Юпитер, ты гневаешься, значит, ты не прав, — не удержалась от сравнения Анна, но Наташа уже не слышала ее — коляска живо заскользила по булыжной мостовой прочь от дома.

Анне оставалось только пожалеть Наташу. Она ведь знала — княжна Репнина в душе и по жизни всегда была человеком глубоко порядочным, и считала, что только отчаяние одиночества могло подтолкнуть ее к адюльтеру с наследником. Анна почему-то подумала, что тот злополучный выстрел в Двугорском не только унес жизнь Андрея Долгорукого, но и лишил Наташу надежды на счастье. Быть может, между ними не было той любви, о которой мечтается, но та дружба, что связывала их, могла со временем перерасти в более сильное чувство. Вот только времени им Судьба как раз и не дала… Нет, не судьба, а княгиня Долгорукая. Но почему, почему, эта женщина никак не идет у нее из головы?!

У Репниных Анну ждал сюрприз — ей наконец-то позволили встретиться с Лизой. После обеденного отдыха, когда дети проснулись и им разрешили пойти на задний двор, где стояли качели и была устроена небольшая площадка для городка, Анна нашла Лизу на одной из скамеек, стоявших вдоль главной аллеи между мраморными скульптурами, когда-то украшавшими фронтоны античных дворцов и храмов и привезенными однажды князем Репниным из Италии.

С Варварой Анна расцеловалась раньше — будто ненароком столкнулась при входе в дом, но лишь потом поняла, что старушка просто дожидалась ее, уже и не чаяв свидеться. Варвара заметно сдала и подрастеряла свою всегдашнюю бодрость. Рассказывая Анне о случившемся в имении, она часто прерывалась на слезы и молитвы о здравии Лизаветы Петровны, отчего тревога, посеянная в душе Анны еще с утра, укрепилась и не на шутку разволновала ее.

О новоявленном бароне Корфе Варвара говорила глухим и печальным голосом. Она осуждала Сычиху за поспешность — как могла она с такой легкостью довериться первому встречному, показавшему ей крестик, который она когда-то отдала Ивану Ивановичу, чтобы он надел его на шею их только что рожденному ребенку. Да и не помнит она такого, чтобы Сычиха особо беременна была, впрочем, она и впрямь тогда из имения уезжала. Надолго, почти на год, может и в самом деле, что и было такого, только свидетелей-то нет, то есть она, Варвара, тому не свидетель. А что и кто говорит — это еще на сто раз проверить надо.

«Проверим, Варя, проверим», — пообещала ей Анна и вышла через гостиную в оранжерею, выполнявшую в холодное время роль зимнего сада, и откуда дверь выходила прямо во внутренний двор особняка Репниных. Лизу она нашла близ одной из кариатид, причудливо изогнувшейся под несуществующим портиком-атлантом, и ее утерянное за сотни веков выражение лица вдруг показалось Анне печальным предзнаменованием того, что ждет ее сестру. И все же она нашла в себе силы отогнать эти грустные мысли и, присев рядом с дремавшей на солнышке Лизой в накинутом на плечи теплом шотландском пледе, нежно и осторожно обняла сестру.

— Настя? — не сразу пробудившись от дремоты, прошептала Лиза, и Анна едва не расплакалась — так бестелесно и прозрачно прозвучал ее голос. — Ты здесь! Мне сказали. Знаешь, так смешно — не сразу, какими-то недомолвками, боялись испугать. Удивительные люди! Они думали, что я заболею, узнав о твоем возвращении. А мне только радости прибавилось! Это счастье такое — ты с нами, ты жива!

— Да, но… — начала было Анна, как Лиза остановила ее.

— Я знаю о Владимире, — вздохнула она. — Еще одного мужчину мы с тобой потеряли. Ушел Андрей, теперь Владимир, и вот — папенька…

— А знаешь, — Анна решила перевести разговор на другую тему, — я в Константинополе видела Соню. Она — все такая же, быстрая, впечатлительная и страшно увлекающаяся.

— В Константинополе? Что ты делала в Константинополе? — удивилась Лиза, и ее глаза заблестели неподдельным интересом.

— О, — загадочно улыбнулась Анна, — это целая история, и я ее тебе потом особо расскажу. Главное сейчас, чтобы ты поправилась.

— Как же я могу поправиться, если все вокруг только и говорят о моей болезни! — Облачко досады пробежало по лицу Лизы. — Вот даже ты говоришь со мной ласково, как прощаешься!

— Что ты, Лиза, что ты! — смутилась Анна, вынужденная, однако, про себя признать правоту слов сестры.

— Вот видишь, ты покраснела! Значит, я не ошиблась, — они и тебя уже успели убедить в моей, безысходности. — Лиза с укоризной покачала головой. — Знаешь, я не хочу, не же лаю говорить и думать о грустном. Был бы здесь Михаил, он никогда не позволил бы предаваться унынию. И потом — посмотри, сколько радости у меня: дети здоровы, с ними ничего не случилось, а тут еще и ты нашлась! В который раз, хотя мы уже и не чаяли твоего возвращения. Так что — бросай бессмысленно печалиться и рассказывай. Я жажду узнать, что с вами случилось, и где ты пропадала все это время.

Анна снова стремительно, но нежно обняла сестру — больная, от прозрачности светившаяся Лиза убеждала ее воспрянуть духом, а она едва не расплакалась перед нею! Господи, до чего же она, верно, нелепо выглядела в глазах той, чья участь была много тяжелее и незавиднее.