Книга Доверься, он твой - Вера Копейко

— Якутские волосы, — объясняла мать, когда он был маленьким.

Еще от отца у Федора глаза домиком, как он говорил сам, и круглое лицо. Но сами глаза материнские, синие, ее прямой нос и цвет лица тоже. Эклектичная внешность, говорила Ольга Петровна, но Федор — настоящий красавец.

— Дитя любви, дитя страсти, — смеялась она. — Несочетаемое по канонам красоты дает эффект красоты. Я это знаю по растениям. Возьмем, например…

Ольга Петровна ныряла в свою стихию, плескалась в ней, как моржиха в бассейне зоопарка. Только не в бассейне с водой, а доверху заполненном цветами.

Но все остальное якутское было скрыто для стороннего глаза, открыто только материнскому. Дело в том, что Ксения Демьяновна Улановская-Веселова была не просто этнографом, но очень чутким и тонким. Наблюдения за Федором, как она уверяла всех, а следом за ней — рецензенты, помогли написать большую работу по этнопсихологии малых народов Сибири. Говорили, что ничего более удачного по этому вопросу пока не написано.

Вспоминая об этом, Катерина чувствовала, как что-то в матери ее настораживало. Может быть, ее манера, такая же, как у нее, прикусить верхнюю губу, когда хочется что-то скрыть?

— Катер… — начал брат, усевшись в крутящееся кресло. Она насторожилась еще больше. Когда Федор называет ее так, значит, хочет о чем-то попросить, но боится, что сестра откажет.

— Говори, — разрешила она.

— Ну скажу. — Он откинул голову, сощурился, отчего глаза стали не шире синей ниточки-мулине, которой в детстве Катерина вышивала анютины глазки, подражая бабушке, любившей вышивать по канве.

— Ты встретишь одного человека в Шереметьево? — быстро спросил он. Потом нагнулся к ней, ласково тронул за локоть.

Катерина резко отдернула руку.

— Оставь эти нежности для своих девочек, — фыркнула она. — Ты соображаешь, о чем просишь? У меня нет минуты, чтобы лишний раз вздохнуть. — Она хватила ртом воздух, лицо побледнело. — Неслабо — в Шереметьево!

— Ты же не даешь мне доверенность на машину, — бросил Федор, впечатавшись в спинку черного рабочего кресла, которое отозвалось и повернулось на восьмую часть оборота.

Катерина смотрела на него в упор. Брат похож на длинноногого комара, такие на даче летают ближе к осени. Размеры пугают, но насекомое совершенно безобидно.

Она вздохнула, сложила руки на груди.

— Вот на все это, — она кивнула в его сторону, — надеть мой "матиз"? — Катерина расхохоталась. — Если бы ты просил у меня "крайслер", я бы подумала…

— И попрошу.

— Да ну! — Она расцепила руки и так громко всплеснула ими, что Федор отпрянул. Кресло повернулось еще на восьмую долю. Теперь брат сидел почти в профиль к сестре, ему пришлось повернуть голову, чтобы видеть ее лицо.

— Когда же, по-твоему, у меня будет такой лимузин? — Катерина наклонила голову набок, чтобы заглянуть ему в глаза. Он резко дернулся в кресле, подался к ней и отчетливо произнес:

— Ско-оро. Как только пропишут твое лекарство.

— "Пропишут"? — повторила Катерина слово, которое никогда не сочеталось с ее препаратом. Но в нем что-то было, довольно точное. А что, без прописки нет ни человека, ни лекарства.

— Ну, зарегистрируют, — уточнил брат. — Ты получишь все премии мира и купишь…

— Если я буду гонять за твоими приятелями в Шереметьево, дорогой мой братец, то не дождешься.

— Приятелями? — Федор вскинул брови. Они были неожиданного русого цвета. Как у матери. — Скажешь тоже. — Он вздохнул. — В общем, Катерина, если ты не поедешь… — Он махнул рукой и не договорил.

— Бери такси и сам поезжай. Денег дам, но с возвратом, — предупредила Катерина.

— За деньгами я бы к тебе не пришел.

— Уже хорошо, — фыркнула она.

— Понимаешь, я должен подготовить аквариум для карантинных рыбок, а я не успел.

— Ага, кофеи распивал со своей подругой.

— Зеленые чаи, — ухмыльнулся Федор, улыбаясь во весь рот.

— Не важно, — бросила она. — Что, так серьезно? — с беспокойством спросила она. На самом деле, если Федора уволят из зоопарка, что с ним делать до армии? — Ладно, говори. Когда, кого, с чем.

— Понимаешь, вообще-то эти рыбки не для самого зоопарка, — мялся Федор.

— А для кого?

— Ну сначала они посидят на карантине у нас…

— Ага, левые рыбки для кого-то?

— Ну… В общем, Катер, мне позвонили, попросили. Ну да, мои клиенты. Обещали заплатить. Мне, сама знаешь, нужны деньги на голландца…

Она усмехнулась. Про голландскую рыбью особь она слышала сто раз.

— Ладно, не вникаю, — сказала она. — Это твои дела. — Она откинулась на спинку кресла и потянулась. — Съезжу, так и быть. Откуда везут?

— Из Венесуэлы. Но мужик летит из Гаваны, это Куба.

Она усмехнулась:

— Слышали.

Она заметила, как меняется лицо Федора, расслабляется, расправляется, когда он произносит заморские названия. Странно, Федор — наполовину якут, но страсть к морям и дальним странам откуда? Если вспомнить все рассуждения матери о национальном характере, который всегда пробьется сквозь любую толщу, то следовало задуматься: а что в нем от якута? Черные волосы — вовсе не показатель. Как и круглое лицо, которое у Федора не плоское. А темперамент? Он может взвиться из-за пустяка и качаться на люстре.

Но что бы ни было причиной, такое лицо брата, как сейчас, ей нравилось. Оно светилось. Ей надоело видеть его хмуро сведенные брови в последнее время. Катерина слишком хорошо знала Федора, чтобы догадаться: его что-то мучит.

Она собиралась поговорить с ним, но не было сил и времени.

Люди, которые живут вместе много лет, чувствуют друг друга без слов. Катерина не ошибалась: Федор хотел сказать ей о карте дяди Миши, которую показал соседу. Но всякий раз, не желая ссоры, а она неминуемо произойдет, потому что он нарушил запрет не Катерины, а самого дяди Миши, он молчал. Говорил себе: "Да что такого? Показал и показал". Хотя жадность во взгляде Виктора Николаевича насторожила.

— Итак, — сказала Катерина, — номер рейса, время прилета…

Федор быстро ответил на все вопросы и кинулся в двери. Готовить аквариум.

Брат еще в школе начал зарабатывать мытьем аквариумов. Его научили в зоопарке, куда устроили знакомые. Клиентов Федор находил по объявлению. Потом появились постоянные, которые платили каждый месяц, а он чистил, менял воду, потом, все больше узнавая о биологии рыб, стал получать заказы более серьезные.

Катерина помимо своей воли знала почти все, что знал Федор. Стоило ему что-то выяснить о любимом предмете, он тотчас сообщал ей. Не важно, что она делала в этот момент — мыла посуду или сидела за компьютером. Он с ходу начинал: