Книга Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Что касается работы, тут у Аша возникли трудности в части владения местным наречием. Когда-то давным-давно он научился гуджарати от одного из участников отцовской экспедиции, но с тех пор все забыл, а потому ему пришлось начинать с нуля и, как любому новичку, усиленно заниматься, чтобы овладеть языком. Возможно, то, что в раннем детстве он говорил на нем, помогло Ашу сделать большие успехи, чем он сделал бы в ином случае, – безусловно, товарищи-офицеры, не знавшие его истории (хотя прозвище «Панди» последовало за ним в Ахмадабад), были поражены скоростью, с какой он изучил гуджарати. Впрочем, полковник Помфрет, тридцать лет назад встречавшийся с профессором Хилари Пелам-Мартином, а впоследствии прочитавший по меньшей мере один том из монументального труда профессора «Языки и диалекты Индийского субконтинента», не видел ничего странного в том, что его сын унаследовал лингвистические способности. Полковнику оставалось лишь надеяться, что молодой человек не унаследовал в придачу оригинальных взглядов своего родителя.

Но поведение Аша в первые несколько месяцев службы не давало никаких поводов для тревоги. Он выполнял свои обязанности в высшей степени удовлетворительно, пусть и без особого энтузиазма, и прослыл среди младших офицеров «скучным малым», поскольку не выказывал ни малейшего интереса к карточным играм и вечерним попойкам в офицерском собрании. Все сходились во мнении, что, возможно, виновата здесь жара – летняя температура воздуха могла повергнуть в уныние самого жизнерадостного человека – и с наступлением холодного сезона он станет более общительным.

Однако холодный сезон наступил, а ничего не изменилось, разве только мастерство, проявленное Ашем на поле для поло, оказалось достаточно незаурядным и отчасти искупило тот факт, что он оставался все таким же замкнутым и по-прежнему не пытался принимать участие в увеселительных мероприятиях военного городка, при каждой возможности отказываясь от приглашений на карточные вечера и пикники, а равно от участия в различных играх типа «заяц и собаки» или в любительских спектаклях.

Гарнизонные дамы, поначалу выказавшие живой интерес к новичку, в конечном счете сошлись с младшими офицерами во мнении, что он либо прискорбно скучен, либо нестерпимо высокомерен (вердикт варьировался в зависимости от возраста и темперамента судьи) и вообще представляет собой не самое ценное приобретение для местного общества. Этот вывод он подтвердил своим бесстыдным поведением, когда пригласил на обед в английский клуб некоего вульгарного господина, по всей видимости шкипера торгового судна (Рыжий Стиггинз ненадолго приезжал в Ахмадабад по делам и случайно встретился с Ашем в городе).

Сей эпизод положил конец всем дальнейшим попыткам привлечь Аша, уговорами или силой, к участию в сугубо светской жизни гарнизона, и с тех пор он был предоставлен самому себе и получил возможность распоряжаться досугом, как душе угодно, что весьма его устраивало. Значительную часть свободного времени он посвящал учебе, а почти все остальное время исследовал окрестности города, изобилующие следами великого прошлого, ныне заросшими травой и почти забытыми: руинами древних гробниц, храмов и водохранилищ, сооруженных из камня, добытого в горах за много миль к северу оттуда.

Крупный полуостров Гуджарат, по большей части занятый плоскими равнинами, не представлял особого интереса для любителя живописных пейзажей. Из-за обильных дождей земля здесь была плодородная, сплошь покрытая пышной растительностью: тучными хлебными полями, банановыми, манговыми, апельсиновыми и лимонными рощами, пальмами и хлопком. Эта местность разительно отличалась от Раджпутаны, памятной Ашу, однако низкая горная гряда на северо-востоке обозначала границу Страны Королей, а за ней – всего в ста с небольшим милях по прямой – находился Бхитхор. Бхитхор и Джули…

Аш старался не думать об этом, но не думать об этом было трудно в течение томительно долгих, дышащих жаром летних месяцев, когда к работе приходилось приступать с первыми проблесками зари, чтобы закончить дела прежде, чем температура воздуха достигнет дневного максимума, при котором практически невозможно заниматься любыми видами физической и умственной деятельности и приходится проводить все время от полудня до раннего вечера в комнатах с закрытыми ставнями, защищающими от невыносимого зноя и ослепительного солнечного света, не имея чем заняться, кроме как сидеть сложа руки – или спать при возможности.

Большинству горожан и всем европейцам, похоже, не составляло труда делать одно или другое, но для Аша эти жаркие свободные часы были самой ужасной частью дня. Слишком много времени – эоны времени, – чтобы думать, вспоминать и сожалеть. Дабы убить двух зайцев одним выстрелом, он прилежно изучал гуджарати и овладел языком поразительно быстро, изумив своего мунши и снискав восхищение соваров… но он по-прежнему не мог удержаться от ненужных мыслей.

Казалось бы, он уже должен был привыкнуть к такому положению, ибо мучался подобным образом более года. Но почему-то Ашу было легче мириться с этой необратимой ситуацией, когда его отделяли от Джули многие сотни миль и ничто вокруг не напоминало о ней. Кроме того, в Равалпинди, даже после отъезда Уолли, оставались своего рода болеутоляющие средства: пять-шесть добрых товарищей, любимые лошади, редкие выходные в Мури, откуда он видел снега Кашмира… Даже вражда с Кримпли и его другом Райксом имела свои плюсы. По крайней мере, она отвлекала от тягостных мыслей, и почти незаметно для него боль утраты начала постепенно стихать, гложущее чувство тревоги стало понемногу улегаться, и в конце концов наступило время, когда он иногда целыми днями вообще не думал о Джули.

Но здесь, в Ахмадабаде, все переменилось, и порой Аш задавался вопросом, влияет ли на мысль расстояние, измеренное в милях. Не потому ли, что теперь он находится ближе к Джули в буквальном смысле, воспоминания о ней снова ожили в памяти и неотступно его преследуют? Отсюда до Бхитхора всего три дня пути… от силы четыре… Если он выедет прямо сейчас… «Вы меня не слушаете, сахиб! – укоризненно говорил мунши. – Прочитайте это предложение еще раз и помните, что я говорил вам насчет временной формы глагола».

Аш с трудом отвлекался от мыслей о прошлом и сосредоточивался на настоящем, а после урока искал себе еще какое-нибудь дело, какое угодно, лишь бы занять ум до времени, когда дневная жара спадет и он сможет отправиться на конную прогулку. Но в октябре жара пошла на убыль, и он несколько воспрял духом. Холодный сезон был периодом напряженной активности армейской жизни, и теперь, словно с целью наверстать упущенное за несколько месяцев вынужденной праздности и апатии, тренировочные походы, маневры и военные учения следовали один за другим, а все свободное время посвящалось таким видам активного отдыха, как скачки, поло и прочие спортивные игры.

Что самое главное, Аш приобрел две вещи, которые успешнее всего остального отвлекли его от личных проблем и стали компенсацией за изгнание с границы и из корпуса разведчиков: друга по имени Сарджеван Десай, сына местного землевладельца, и коня по кличке Дагобаз.

Сарджеван (для близких друзей просто Сарджи) был внучатым племянником рисалдар-майора – свирепого и мудрого седовласого воина, ставшего живой легендой Роуперовской конницы, поскольку он служил здесь около сорока лет, с первых дней сформирования части, поступив в нее пятнадцатилетним мальчишкой во времена, когда Гуджаратом правила Ост-Индская компания.