Книга Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

– Ай!

Она все вспомнила! Деньги и документы! Пропали все деньги и документы! Как же мама ее тогда нашла?

– Ты, Марусенька, лежи, отдыхай. И не беспокойся: все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.

Нелли Робертовна на цыпочках вышла из палаты.

– Надо бы родственникам сообщить, – строго сказал врач. – Она ведь приезжая, не москвичка?

– Я родственница. Жена ее отца. Покойного, увы. Но в Москве у девушки никого больше нет. Она ехала к нам. А ее мать… Не надо пока никого беспокоить. Ведь никакой опасности нет?

– Для жизни нет. Никакой опасности. Надо сказать, что ваша юная родственница легко отделалась! Но не мешало бы сделать томографию и вообще пройти тщательное обследование. Как-никак головой ударилась.

– Вот вы сначала все выясните, а потом сообщим ее матери. Все равно такие деньги, какие я вам плачу, она заплатить не в состоянии. Это понятно?

– Да. Вполне.

– А за девушкой я поухаживаю сама. Посижу с ней.

– Кажется, уснула, – вышла из палаты медсестра. – Я сделала ей укол.

– Хорошо, – согласно кивнул врач. – Пусть спит. Кстати, ее вещи вы заберете или отправить в камеру хранения?

– Я все заберу домой. Не надо никакой камеры.

…Через полчаса Нелли Робертовна Листова сидела возле кровати спящей девушки и читала письма своего покойного мужа Эдуарда, адресованные другой женщине. Женщине, родившей ему внебрачного ребенка. Читала и плакала, хотя никакой любви в этих письмах не находила. Более того, они напоминали отписки. Эдуард Листов мало заботился о том, как растет его дочь, что она любит, чего не любит, часто ли болеет, хорошо ли учится.

Алевтина не умела пользоваться компьютером, поэтому по старинке писала письма. Сначала потому что Интернета не было, а потом по привычке. Марусю об этом не просила, да и все равно получила бы отказ. Что касается Листова, то он человек пожилой, так и не освоивший компьютерных технологий, больше доверял бумаге.

«…сейчас очень занят. В следующем месяце состоится выставка моих работ в Лондоне, я обязательно должен присутствовать. Конечно, места у вас красивые, и зимой, как и летом, должно быть, очень хорошо. Но приехать нет никакой возможности. Знакомые жены давно продали тот дом, в котором я когда-то жил, а остановиться у вас, Аля, мне представляется не совсем приличным…»

«…могли бы, конечно, приехать ко мне. Жена Нелли в курсе моих с вами отношений, но сказать с полной уверенностью, что она отнесется к вашему с Марусей приезду положительно, я не могу. К тому же летом мы постоянно живем на даче, а кроме нас, там находятся мой сын и мои внуки. Это очень шумная компания, и вам здесь будет неприятно и неудобно…»

«…готов принять. Но о художественном училище думать пока рано. И вообще эта затея с живописью не представляется мне слишком обнадеживающей. Если есть материальные проблемы, немедленно сообщите. Готов выслать любую (подчеркнуто) сумму…»

«…не судите меня строго. Только сейчас начинаю понимать, как обделил себя в жизни. Часто вас вспоминаю, благо есть кому напомнить. Я давно должен был забрать девочку к себе, а теперь поздно. Я всю жизнь слишком идеализировал свою жену, слишком дорожил ее пониманием, а получается, что попустительством. Она попустительствовала моим порокам, не в состоянии была родить мне ребенка, а потому удерживала чем только могла. Проклинаю тот день, когда женился на Нелли. Лучше бы рядом со мной была простая женщина, такая как ты, Аля, и дочь, которая меня бы по-настоящему любила…»

Это было последнее письмо, судя по дате, самое длинное и откровенное, и Нелли Робертовна рыдала, читая его. Нет, не случайным было желание мужа развестись с ней, он долго к этому шел. И ей стало вдруг так обидно… Что плохого она ему сделала? Разве отказывалась посылать его внебрачной дочери деньги? Возражала лишь против ее появления в доме. Потому что здесь и без того достаточно потомков Эдуарда Листова! Законнорожденных, между прочим!

Нелли Робертовна внезапно затосковала. Ах, если бы эта светленькая девочка была ее дочерью! Ее и Эдуарда. Но нет. Они совсем чужие .

– Какое удивительное сходство с девушкой, той самой, со знаменитого портрета! – прошептала Нелли Робертовна. – А ведь это лучшая картина моего мужа!

Ей страстно захотелось вдруг, чтобы все это исчезло: и больничная палата, и девушка, спящая в кровати, и эти письма. Исчезло бы, как сон, который был ли, нет, не поймешь. И вернулась бы прежняя размеренная жизнь.

Она тяжело вздохнула и потрясла блокнот. Вдруг там еще что-то? Так и есть! Из блокнота выпала старая фотография, Нелли Робертовна сразу же ее вспомнила. «Любимой женщине подаришь, когда попросит…» Так вот кому подарил снимок Эдуард! Матери этой Маруси! Еще одно свидетельство большой любви. А еще это завещание. Она вспомнила его содержание и заволновалась. Не затормози вовремя Миша, как знать? Не было бы проблем, которые наверняка теперь будут.

«Что за мысли? – рассердилась она на себя. Надо жить достойно и честно! Раз мой муж так решил – тому и быть!»

То, что, разведясь с ней, муж ни копейки не оставил Нелли Робертовне, ее не удивило. Последнее время они с Эдуардом были на ножах. То ли он впал в старческий маразм, то ли действительно ее возненавидел.

«Все мое движимое и недвижимое имущество, в чем бы на момент моей смерти оно ни заключалось, завещаю двум моим детям: Георгию Эдуардовичу Листову и Марии Эдуардовне Кирсановой. Последнюю официально признаю своей дочерью и законной наследницей половины всего, что я имею. Если же до того момента, как завещание вступит в силу, один из наследников по каким-то причинам умрет, оставшийся в живых наследует и его половину».

Вот так: ей, Нелли Робертовне, ни при каких условиях ничего не достанется. И первой своей жене, матери пятидесятилетнего Георгия, которая тоже еще жива, ничего. Бедная несчастная старуха! Даже жалко ее. И внукам своим, детям Георгия, если их отец, не дай бог, умрет за те полгода, что должны пройти до вступления его в права наследства, тоже ничего. Не любил Эдуард своих внуков. А вот эта девятнадцатилетняя девушка теперь миллионерша. Если, конечно, проживет еще полгода и подаст заявление об открытии наследства. А почему, собственно, не подаст? Обязательно подаст. И тогда, если даже эта Мария Кирсанова умрет позже, чем через полгода, все перейдет ее родне. По закону перейдет.

«Не затормози вовремя Миша…»

А вдруг Маруся умрет до того, как истечет положенный срок? То есть меньше чем через полгода. Тогда все достанется Георгию. Вот так. Жизнь человеческая висит на волоске, вот, к примеру, сегодня. Банальный несчастный случай. Да они даже не знали, что это Маруся! Она сама кинулась под колеса, и все это видели! Мало ли на свете случайностей?

Есть еще племянница Нелли Робертовны, очень милая девушка Настя. Которую тоже, кстати, обошли вниманием в завещании. Вот если бы у них с Эдиком-младшим действительно сладилось…Тогда и вдова Листова могла бы остаться в доме, к которому давно уже привыкла. Большой, просторный загородный особняк, разумеется, со всеми удобствами. Пора о старости подумать, о комфорте.