Книга Штучки! - Ариэль Бюто

Покончив с квартирой, Доротея перешла к списку детской одежды. Сделала поляроидные снимки, их тоже прикрепила. Отметила марки, решив завтра же сходить в универмаг и подсчитать, во что обошлись Реми его покупки. Хотя бы приблизительно.

– Может, объяснишь, что все это значит? – орал в трубку Реми.

– А ты что, и впрямь поверил, что в твоем роскошном холостяцком гнездышке мне захотелось поиграть в примерную разведенку? Вот уж не дождешься! Я всего- навсего решила посмотреть, где, а главное – как ты живешь. Просто замечательно живешь для так называемого бедного человека! Спасибо, дорогой, за все эти сведения, мой адвокат очень доволен!

Доротея швырнула трубку, ликуя при мысли о том, что теперь-то наконец купит себе обручальное кольцо, в котором муж до тех пор неизменно отказывал, ссылаясь на отсутствие денег. Реми, исходя бешенством, перечитал составленную адвокатом цидульку: принимая во внимание сведения, предоставленные клиенткой, а также бесспорные доказательства высокого уровня жизни человека, бросившего клиентку с четырьмя малолетними детьми, он требовал для нее пособия, в три раза превышающего то, которое Реми добровольно выплачивал бывшей жене.

Не зная, на чем сорвать зло, Реми грохнул об пол одну из картин, принесенных Каролиной. Мамаша, одетая по моде 1900 года, в окружении четырех своих крошек, наряженных в матроски. Ему почудилась усмешка на лице мамаши.

Детство

Солнце одинаково светит всем, раскаляет крыши машин, жжет и без того чахлый газон, а у детей, сидящих на земле у двери, покрывает загаром кожу, пробираясь под слой пыли. Ряды дешевых пятиэтажек с балконами, где стоят велосипеды и сушится белье. Иногда там можно увидеть еще и холодильник или телевизионную антенну, но это лишь подчеркивает окружающее убожество.

Через дорогу, на той стороне проспекта Генерала Леклера, лето совсем другое, оно так и сияет на лужайках, для которых, казалось, и были придуманы всякие высокие стаканы, куда наливают оранжад, или, например, газонокосилки. Дорогу переходить опасно – нет тут ни светофора, ни правил. Дорога нужна, чтобы удерживать на расстоянии обитателей социального жилья, именно дорога служит границей, последним укреплением, ограждающим здешних жителей, и без того уже защищенных стенами собственных домов, решетками частных садов, полицией своего квартала.

Машина притормозила, пропуская Флоранс, и девочка вежливо помахала водителю в знак благодарности. Надо всегда оставаться вежливой, особенно в богатом квартале. А еще надо держаться прямо и идти уверенно, как будто ты ничем не отличаешься от здешних. Флоранс дочиста отмыла белые сандалии, на потрескавшейся коже остались следы тряпки. Носки она надела тоже белые, купленные неделей раньше в «Monoprix» и хранившиеся до этого дня в ящике комода вместе с кусочком картона, к которому были пришиты. Надеть новые носки ей удавалось нечасто, потому что на дне пакетов с вещами, полученными от хозяев, на которых работала ее мать, всегда валялось несколько пар. И трусики тоже попадались, иногда с метками – с именами незнакомых детей. Метки Флоранс не смущали, она привыкла донашивать чужие вещи, но только не носки, с этим она смириться не могла. Девочки, которые надевали в школу новые носки, ходили обедать домой, и в половине пятого их встречала мама, уже купив благоухающую горячим маслом шоколадную булочку. А Флоранс всегда возвращалась из школы одна, ключ от квартиры висел у нее на шее. Да нет, на это она не жаловалась, ей совсем не хотелось, чтобы ее видели рядом с матерью, но пообедать дома – совсем другое дело! Флоранс ничего не имела против столовской еды, просто завидовала девочкам, которые, если с утра прохладно, а к середине дня вдруг потеплеет, возвращались в школу нарядными, в легких платьях. Едва ли не самой нестерпимой из всех мелких неприятностей, способных отравить жизнь детям, для Флоранс было обливаться потом в одежде не по погоде. Вот и сегодня на ней шерстяная юбка, нелепая, когда ноги голые. Она надеялась, что мадам Гара даст на этот раз летние вещи, и хорошо бы ее размера. Именно для того, чтобы получить эту подачку, она и перешла на другую сторону проспекта.

Мадам Гара встретила ее, как всегда, приветливо.

– Как ты выросла!

Мало кто из взрослых способен начать разговор с ребенком с чего-нибудь другого.

– Ну, как дела в школе?

– Да так, нормально, – пробормотала Флоранс.

– Скромничает! – воскликнула мать. – Лучше всех учится, никогда ни одной ошибочки в диктанте не сделает! Флоранс у нас в семье самая умная!

– Садись, садись! – пригласила мадам Гара. – Пирог будешь есть? Мы тут как раз чай пили и болтали о своем, о женском.

Мадам Гара была либеральной хозяйкой. Она не ленилась вытащить чашки темного стекла ради прислуги – при условии, что чай будут пить на кухне. Жанин Мельвиль чувствовала себя здесь как дома. Она всегда тщательно укладывала волосы – и всегда одинаково, она непременно подкрашивалась, она сознавала, что от нее тут требуется меньше того, что она может, но что поделаешь, времена настали трудные. Она сумела преувеличить свою роль в доме, оказывая мелкие услуги, о которых ее никто не просил: отвечала по телефону так, как когда-то научили в школе секретарш, встречала гостей и приносила почту на посеребренном подносе, который сама же и раздобыла. Это позволяло ей гордо именовать себя экономкой и намекать, что с тряпкой она возится только потому, что хочет услужить бедняжке мадам Гара, не имеющей средств нанять еще и уборщицу.

– Я как раз говорила Николь… Надо же, совершенно из головы вылетело, о чем же это я рассказывала Николь!

Жанин хихикнула, довольная тем, что ей удалось дважды назвать хозяйку по имени. Вот вам и доказательство, что мадам Мельвиль тоже вполне достойна коттеджа с кирпичным мангалом в дальнем конце сада! Ее место не там, по другую сторону проспекта Генерала Леклера, ее место всегда было не там. Если бы только Дени мог признать эту ошибку! Но нет, она не начнет снова себя изводить теперь, когда почти что на «ты» перешла с Николь Гара. Еще немного – и все наконец-то изменится, теперь она нисколько в этом не сомневалась.

– Смотри, это все для тебя, – сказала мадам Гара, показывая Флоранс два пластиковых пакета. – Нет-нет, не надо благодарить! Я очень рада, что все это еще послужит, а не окажется в мусорном баке.

Флоранс поджала пальцы ног в беленьких носочках, ее собственных, чистеньких, только сегодня в первый раз надетых.

– Юбки, конечно, придется ушивать, – вмешалась Жанин. – Она куда тоньше Анн-Лор. В точности как я в ее возрасте.

– Вы были худенькая? – удивилась мадам Гара, нисколько не боясь обидеть прислугу.

– А кто бы меня выбрал «мисс Пуату- Шаранта», если б я не была как статуэточка? Цельный купальник ничего не скрывает, особенно когда к нему еще и туфли на каблуках высотой в двенадцать сантиметров. И уж поверьте, я победила безо всякого труда!

Флоранс съежилась на стуле. Мама снова взялась мусолить единственную славную страницу своей биографии, а мадам Гара, хоть и знала эту историю наизусть, просто- таки впитывала каждое слово. Вот только девочке очень не нравилось, какое у нее при этом лицо.