Книга Я люблю тебя, прощай - Синтия Роджерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она всегда с него начинает.
– Чудесно, просто чудесно, знаете ли. Работа, которая вынимает из тебя душу. Сын, который только мычит в ответ. Вечером состряпанный на скорую руку ужин, дешевое спиртное, телевизор и койка с ледяной женушкой. Восхитительный месяц. – Все это Гарри выкладывает с убийственной невозмутимостью. Надо отдать ему должное. Я и сама в этом деле мастак, но Гарри по части сарказма – профи.
– О боже… – тушуется Аня.
Меня разбирает смех, я фыркаю, за мной начинает хохотать Гарри. Ржем визгливо, истерично, но на душе становится легче. Затем принимается хихикать и Аня, а мы примолкаем. Когда доходит и до нее, смеяться уже никакого интереса.
– Ну а вы как, Роза?
Я испускаю тяжкий вздох: мелодрама – это мой профиль.
– Вы в самом деле хотите знать?
– Ну конечно. И пожалуйста, будьте предельно откровенны.
Отвечаю: «Теперь, когда я снова на связи со своим любовником, чуть получше». Шутка!
– Да так себе. По Лейту скучаю. Домой хочется. У меня здесь до сих пор ни друзей настоящих, ни…
– А как же Лили? – взвивается Гарри. – Вы же с ней последнее время вечно где-то шастаете.
Можно подумать, ему мешает, что мы с Лили пару раз в неделю захаживаем куда-нибудь выпить. Она вообще-то замужем, но мужик у нее работает в море, на буровой, так что Лили по большей части сама по себе.
– Да, я люблю иногда поболтать с Лили, ну и что? Раз у меня имеется одна подруга, выходит, мне уж и погрустить нельзя? И потом, с ней не так уж и весело: дымит как паровоз, а говорит исключительно о своих внуках. Иногда до белого каления доводит.
Конечно, после таких слов я должна чувствовать себя распоследней предательницей, но не чувствую. Слишком поганое настроение, чтобы еще и угрызениями совести мучиться. А другое настроение у меня только тогда, когда я пишу ему.
Начинаю рассказ про то, как мне хреново, про то, что каждый день – как поездка на нашем дряхлом, скрипучем «корветте». Гарри впадает в транс – как всегда, когда я слишком долго рассуждаю о себе. Очухивается, только когда Аня спрашивает:
– Вы хотите сохранить этот брак, Роза?
– Нет. – Ни секунды не уходит на размышления.
– Вы уверены?
– Э-э, нет.
– Тогда я спрошу иначе. Как вы относитесь к перспективе состариться рядом с Гарри?
– Кошмар!
И тут меня передергивает, будто я окончательно стряхиваю с себя Гарри. В кабинете разливается удивительное спокойствие. Разве такое может быть? Но это так.
Нет, не так – снова возникает жуткая неловкость.
– Какая нелепица! Вы, Аня, не обижайтесь, но вопросы у вас дурацкие, – вступает вдруг Гарри в совершенно несвойственной для него манере. – Человек никогда не знает, чего он на самом деле хочет. Да и как? Нельзя же сгонять в будущее и глянуть, того мы хотим или не того. И решение нельзя на пробу принять, чтобы убедиться, сработает ли оно. Нам только кажется, что мы знаем, чего хотим. Истинно так.
Бог ты мой, Гарри! Прямо расцеловала бы! Так уверенно и внятно! Получи и распишись, Аня!
– То есть, по сути, вы хотите сказать, что мы играем в «угадайку»? – спрашивает Аня, заметно присмирев.
– Да. Только на кону живые сердца.
Убойная фраза, но я все равно уйду от него. Наверное.
Договариваемся о следующем визите и прощаемся с Аней.
Где-то на середине лестницы сердце у меня в груди радостно подскакивает – вот оно, началось! Наконец-то! Скорей бы рассказать Альпину. Но на последней ступеньке сердце вдруг падает – что я наделала? Что я делаю? Сердце скачет как на батуте, верх-вниз, вверх-вниз. Аж подташнивает. Я выбросила за борт всю прежнюю жизнь, оборвала все привычные связи, а теперь даю отставку своему старому безобидному мужу. Страшно до ужаса, но сказанных слов назад не воротишь. Это правдивые слова, и сказать их было нужно. По крайней мере, мне кажется, что они правдивы. Черт! Хоть бы на консультации Гарри сморозил какую-нибудь чушь. Только усложняет все своим философствованием.
Гарри ведет машину быстрее, чем обычно. Альпин обожает быструю езду, и ума ему не занимать. Получается, будто Гарри знает про него, становится им, чтобы сбить меня с толку.
– Заскочим в паб? – беспечно предлагает он.
Я пристально вглядываюсь в его профиль. Нет, это все тот же Гарри. Кто-кто, а Гарри умеет прикинуться, что все путем, когда мир летит в тартарары.
– А, давай. – Хотя единственное, чего мне сейчас хочется, это включить компьютер и проверить почту. – Сэм без нас обойдется. Я только звякну ему, чтобы не забыл спать лечь.
Едем назад в Эвантон – выпьем на «Террасе» и пешком дойдем до дома. Мы, к слову, вполне могли бы выпить и дома – дешевле и удобнее. Но об этом я молчу. Ставлю диск Дайдо[18]и подпеваю ей про то, что не вывешу белого флага над дверью. Дайдо явно еще не ходила замуж. Плохо себе представляет. Да через пару годков она залезет на крышу и будет размахивать этим чертовым флагом как подорванная!
В холле горит камин, по углам сидят и тихо переговариваются немногие посетители. Кто-то играет в бильярд в баре по соседству, шары стукаются друг о друга и гулко перекатываются.
– Вина? – осведомляется Гарри.
– Да, пожалуйста. Красного, большой бокал.
Он возвращается с пинтой пива и моим вином.
– Так! А интересная у нас вышла… э-э… консультация у Ани. Стало быть, конец. – Он энергично потирает руки, будто стирает остатки нашей семейной жизни. На меня не глядит. Таращится на смазливую барменшу, как она тянется за стаканом. Наглец. А он здорово выглядит. Он выглядит… моложе.
– Похоже, да. – Где, спрашивается, мой сволочизм, когда он мне позарез нужен?
– Зря, стало быть, все это затеяли – наш переезд сюда.
– Не надо. Что сделано, то сделано. Мы пытались.
– Но мы будем ходить к Ане, пока суд да дело?
– Да. Неплохая идея. Мы при ней оба ведем себя лучше, – соглашаюсь я.
– А мы ей скажем?
– Что скажем?
– Что разбегаемся, – шепчет Гарри.
Между нами повисает пауза. Ужас до чего все-таки страшные слова. Аж мурашки по коже. Наш секрет.
– Нет. Невежливо как-то. Вроде как она не справилась. Давай подождем, – говорю, а сама чувствую: засасывает меня в болото собственной нерешительности. Спрыгнуть-то с той клятой скалы я спрыгнула, а не лечу. Цепляюсь за страховку, не отпускаю.
– Да. Она правда славная. И она же не виновата.
– Оставим пока все как есть.
– Ни к чему ее обижать. Хорошая девочка.