Книга Пожалуйста, позаботься о маме - Кун-Суук Шин

— Не понимаю, почему компании считают, что хозяйкам нравятся подобные вещи.

Он не представлял, что выбрать в качестве рекламного подарка на этот раз, и потому спросил:

— Ну и что же, по твоему мнению, может стать памятным подарком?

— Не знаю, но мне кажется, что люди быстро забывают о таких вещах. Не лучше ли подарить авторучку или что-нибудь в этом роде? Подумай об этом. Как ты считаешь, твоя жена обрадуется, если ты подаришь ей на день рождения кухонные принадлежности? Если вы получите в качестве рекламного подарка коврик для ванной, то просто забудете о нем. Но меня приятно удивила бы книга или билет в кино, и я наверняка не забыла бы о таком подарке.

На следующей неделе на собрании кто-то вспомнил о рекламных подарках. Всем понравилось его предложение об интеллектуальном подарке. Как раз по счастливому стечению обстоятельств певец, обожаемый публикой средних лет, выступал в это время с концертами, и Хун Чол приобрел билеты. Босс лично одобрил его инициативу, возможно, ему тоже нравился этот певец. По данным опросов, билеты на концерт повысили рейтинг компании. Благодаря чему квартиры в Сондо почти полностью раскупили, в то время как объем продаж в Юнджине, которыми занимался Ким, составил 60 процентов. Поэтому, когда Ким подколол его, Хун Чол расхохотался в ответ, заметив, что ему просто повезло. Но после еще нескольких рюмок Ким вдруг заявил, что если Хун Чол применил бы свой блестящий ум в других областях, то вполне мог бы стать верховным прокурором. Ким знал, что Хун Чол учился в юридическом колледже и готовился к экзамену на адвоката, поэтому съязвил, что не знает, какие рычаги использовал Хун Чол, чтобы так быстро подняться по службе, ведь он не закончил ни университет Юнсей, ни университет Коро, в отличие от большинства сотрудников компании. В конце концов, Хун Чол молча осушил очередной бокал, предложенный Кимом, и ушел. В то утро, когда жена сказала, что собирается навестить их дочь Чин, вместо того чтобы ехать на Сеульский железнодорожный вокзал, он решил сам встретить родителей. Отец хотел остановиться у младшего сына, который только что переехал на новую квартиру. Хун Чол должен был забрать родителей и отвезти их к брату, но днем неожиданно почувствовал озноб и головную боль. И отец заверил его, что сам найдет дорогу… Вместо того чтобы ехать на вокзал, Хун Чол отправился в сауну недалеко от работы. В тот момент, когда он потел в сауне, которую всегда посещал на следующий день после обильных возлияний в баре, отец сел в вагон метро без мамы.

В детстве Хун Чол решил стать прокурором, чтобы заставить маму вернуться домой. Она ушла, разочаровавшись в отце. Однажды весной, когда все вокруг расцвело буйным цветом, отец привел в дом женщину со светлой кожей, которая благоухала чем-то сладким, как пудра для лица. Когда женщина вошла через парадный вход, мама вышла через заднюю дверь. Эта женщина, пытаясь растопить сердце Хун Чола, каждый день готовила ему в школу яичницу-глазунью. Он пулей вылетал из дому с коробкой для обеда, которую женщина аккуратно оборачивала шарфом, и прятал ее за горшками для специй на заднем дворе, а затем шел в школу. Его сестры и брат тайком следили за ним и забирали еду, приготовленную женщиной. Как-то раз, туманным утром, по дороге в школу Хун Чол собрал своих сестер и брата около ручья рядом с кладбищем. Он вырыл ямку около плакучей ивы и заставил похоронить свои обеды. Брат пытался сбежать со своим свертком, но Хун Чол поймал и отлупил его. Сестры послушно закопали свои свертки. Он думал, что женщина больше не сможет готовить для них обеды, но та поехала в городок и купила новые контейнеры для обедов. И это были не желтоватые алюминиевые контейнеры, а особенные резервуары, которые сохраняли рис теплым. В благоговейном страхе его брат и сестры осторожно потрогали новые контейнеры. Когда женщина вручила им свертки с обедом, дети посмотрели на старшего брата. А Хун Чол запихнул свой сверток в дальний конец веранды и один отправился в школу. Брат и сестры дождались, когда он скроется из вида, а затем отправились в школу, осторожно неся в руках теплые свертки с обедом. Видимо, маме кто-то рассказал, что Хун Чол не берет обед в школу и вообще почти перестал есть, и она пришла к нему в школу. К тому времени прошло около десяти дней с тех пор, как незнакомая женщина поселилась в их доме.

— Мама! — Слезы брызнули из его глаз.

Мама повела его на холм за школой. Она стянула с него брюки, схватила прут и хлестнула его по ногам.

— Почему ты не ешь? Неужели ты думаешь, что я буду счастлива, зная, что ты голодаешь?

Мама хлестала его очень больно. Хун Чол огорчался, что брат и сестры не слушались его, а теперь не мог понять, за что мама лупила его. Его сердце разрывалось от тоски. Он не мог понять, почему она так рассердилась.

— Ты станешь брать обед в школу? Станешь?

— Нет!

— Ты маленький…

Мама принялась хлестать его еще сильнее. Но он не признавался, что ему очень больно, и мама начала уставать. Вместо того чтобы убежать, Хун Чол спокойно стоял на месте и терпеливо сносил побои.

— Даже теперь?

На ногах отпечатались кровавые полосы от ударов.

— Даже теперь! — завопил он.

Наконец, мама отбросила прут.

— Господи, ты ужасный, упрямый ребенок! Хун Чол! — воскликнула она, обнимая его и разражаясь рыданиями. Понемногу она успокоилась и попыталась убедить его. Он должен есть, говорила мама, не важно, кто приготовил еду, ей будет не так грустно, если он станет хорошо питаться. Грусть. Тогда он впервые услышал это слово от мамы. Хун Чол не мог понять, почему мама станет грустить, если он будет плохо есть. Ему казалось, что если мама ушла из дому из-за той женщины, то ей будет неприятно, если он станет есть то, что приготовила мамина соперница, но мама сказала, что все как раз наоборот. Ей будет не так грустно, если он станет хорошо питаться, даже если еду будет готовить та женщина. Хун Чол по-прежнему ничего не понял, но не хотел огорчать маму и ворчливо пробормотал:

— Ладно, я стану есть.

— Хорошо, мой мальчик. — Мамины заплаканные глаза озарила радостная улыбка.

— Тогда пообещай, что вернешься домой! — потребовал он.

Мама немного помолчала.

— Я не хочу возвращаться домой.

— Почему? Ну почему?

— Я больше не желаю видеть твоего отца.

Слезы покатились по его щекам. Мама вела себя так, будто на самом деле никогда не вернется домой. Ему вдруг стало по-настоящему страшно.

— Мама, я буду делать все, что скажешь. Я стану работать в огороде и на рисовых полях, подметать двор и носить воду. Стану молоть рис и разводить огонь. Я буду ловить мышей и сворачивать головы курам для семейных церемоний. Только вернись!

Перед ритуальными церемониями или праздниками мама упрашивала отца или кого-нибудь из мужчин в их доме зарезать для нее курицу. Мама, которая отправлялась в поле после проливного дождя и целый день поднимала упавшие бобовые побеги, которая тащила на себе домой отца, когда тот напивался вдрызг, мама, которая колотила свинью палкой по спине, загоняя ее обратно в хлев, не могла сама зарезать курицу. Когда Хун Чол ловил в ручье рыбу, она не притрагивалась к ней до тех пор, пока рыба не засыпала. Когда каждому ученику наказали принести в школу по мышиному хвосту, чтобы подтвердить, что дети не остаются в стороне и борются с грызунами, мамы других учеников ловили мышей, отрезали им хвосты и заворачивали в бумагу, чтобы их дети могли отнести их в школу. Но его мама даже слышать об этом не могла. Крепкая и здоровая женщина, она тем не менее не могла себя заставить поймать мышь. Если мама шла в сарай, чтобы взять немного риса, и натыкалась на мышь, то с криками убегала прочь. Тетя неодобрительно смотрела на нее и сердито ворчала, когда мама, вся красная, выбегала из сарая. Но хотя он пообещал, что станет резать кур и ловить мышей, мама не согласилась вернуться домой.