Книга Тринадцатая редакция. Модель событий - Ольга Лукас

Эрикссон выразительно хмыкнул и смерил ученика взглядом, полным такой ядовитой нежности, что Дмитрий Олегович запоздало прикусил язык. Но было конечно же поздно.

— Видишь ли в чём дело, мой маленький специалист по вечности... Если оставить нас без интересного занятия, отнимающего весь... ну, скажем так, эквивалент силы, помноженный на эквивалент свободного времени... то мы начнём творить идеальные миры.

Дмитрий Олегович недоверчиво взглянул на учителя: готовится очередная порция ментальных колотушек? Но нет. Вместо этого на столе перед ним возникли бутылка виски (односолодового), книга «Братья Карамазовы» (Ленинград, 1978 год издания) и беруши. «Напиться, заткнуть уши и почитать, например, Достоевского — вот и всё, что мне надо для счастья», — часто мечтал в последнее время Дмитрий Олегович.

— Я подарю тебе немного счастья. Всё-таки когда-то исполнение желаний было моей профессией, — пообещал Эрикссон, и в тот же миг бутылка, книга и первоклассные затычки для ушей исчезли. — Но сделаю это лет через десять, не раньше. А пока постарайся поверить. Хорошие парни и девушки, ну те, которые при жизни не травили своих учителей, после смерти отправляются в некий ничем не ограниченный отпуск. Они могут увидеть арктические снега и африканские пустыни, посетить одноэтажную Америку или пятиэтажную Россию, рассмотреть гробницы ацтекских вождей и заброшенные города в джунглях, подняться на вершину японского небоскрёба, спуститься в жерло вулкана или на дно морское, побывать на каком угодно представлении и понять любой язык, увидеть шедевры, спрятанные в самых надёжных хранилищах... Словом, есть, где разгуляться, как вы любите говорить. Можно оказаться где угодно, силой мысли переместив себя даже туда, куда на самом деле попасть невозможно. Можно вообразить себе мир, идеальный, любой, в мельчайших подробностях, немедленно в нём очутиться и населить приятными людьми.

— Пока не вижу ничего чудовищного, — не удержался от комментария «маленький специалист по вечности».

— Это пока, — отрезал Эрикссон. — Не велика доблесть — идеальный мир себе сотворить, а ты попробуй сделать этот мир герметичным. На такое способны только мастера не ниже пятой ступени. А им, как мне рассказывали, никакого дела до идеальных герметичных миров уже нет. Ну а если идеальный мир не удалось закупорить, то в него обязательно просочится какая-нибудь посторонняя жизнь. Ветер песчинку занесёт, прорастёт травинка, корнями раздвинет стенки идеального мира, и вот уже в него бегут крысы, тараканы и ящерицы, так что вскоре становится непонятно, что тут создано силой мысли, а что зародилось само. Как ты знаешь, мы, мёртвые, не имеем права причинять зло живым существам. И они этим пользуются: обрастают шерстью, когтями и клыками, выбираются на сушу и заявляют о своих правах. Тогда остаётся одно: менять место. Забирать с собой самых любимых и самое желанное и удирать, предоставляя мир самому себе. А это безответственность — кому-то ведь всё равно придётся разгребать этот свинарник, поэтому новичков за идеальные миры наказывают. Так что лучше уж пускай вторая ступень занимается любимым делом, чем так. И поможешь им — ты!

— А мои родители... — начал было Дмитрий Олегович.

— Забудь про это! — приказал Эрикссон. — Я понимаю, где находится то самое «не моё дело», в которое не стоит лезть. И не лезу в него. Не знаю я ничего про твоих родителей, кроме того, что... ты их... Но тебе повезло, в самом деле тебе повезло. Мы сейчас отправимся туда, где ты очень давно не был, но страстно мечтаешь побывать. А я, напротив, был только что и не стремлюсь попасть снова.

— Звучит заманчиво, — потянулся Дмитрий Олегович. — Неужели мы с вами вот прямо сейчас отправляемся в бордель?

— Хуже. Гораздо хуже. Мы отправляемся в твой родной город.

— Я, что ли, свободен? — недоверчиво спросил ученик.

— Нет, конечно. Будем искать тех двоих, которые ещё живы, но уже почти готовы к повышению.

— А какой мне с этого интерес?

— Да почти никакого. Кроме того, что договоры с твоими родителями подписывал один из этих ребят. Так случайно вышло.

Константин Петрович вбежал в приёмную и набросился на Наташу. По его словам, выходило, что она только что всё испортила и теперь из-за её халатности мир находится на грани гибели. Наташа уже пару раз наблюдала господина начальника в таком состоянии, поэтому даже спорить не стала, хотя прекрасно знала, что ругать её не за что, с миром всё в порядке, да и у Тринадцатой редакции дела обстоят весьма неплохо.

— Ты меня вообще слышишь? — строго спросил Константин Петрович.

Наташа неторопливо поднялась, подошла к нему и, не говоря ни слова, обняла сурового руководителя. Тот вздрогнул, как будто его ударили, и сделал пару вялых попыток вырваться, но Наташа не обратила внимания на эту остаточную рефлекторную нервную деятельность и погладила его по голове.

Постепенно Константин Петрович успокоился и затих. Так они и стояли посреди приёмной — может быть, две минуты, а может быть, несколько веков. Даниил Юрьевич незаметной тенью проскользнул в свой кабинет и (хотя повод был незначительный) установил около каждой двери, ведущей в приёмную, небольшой барьер. Некоторым ситуациям не надо слов, не надо свидетелей, им надо просто дать возможность происходить так, как они пожелают.

Почувствовав, что коммерческий директор пришёл в себя, Наташа отступила на шаг назад, оглядела его одобрительно и вернулась на своё место.

— Я вас не обидела? — осторожно спросила она. Всех, кроме Даниила Юрьевича, Наташа называет на «ты», а насчёт Константина Петровича сомневается и каждый раз решает этот вопрос заново. Сейчас, определённо, наступило время «вы».

— Извини, это я, конечно, не прав, — помотал головой Цианид и изобразил, будто бы он стирает с доски всё, что было написано раньше. — Давай забудем то, что я сказал, хорошо?

— Уже забыла, — улыбнулась Наташа.

— Какая же ты хорошая, — вздохнул Цианид. — А я так давно не был у бабушки. Только бабушка умеет обнимать меня так, что голова сразу встаёт на место. Ну, вот как ты сейчас. Я стоял и думал: всё, в субботу беру у шефа машину и еду к бабуле в Пушкин. Живу практически рядом, но вот то, что к ней на электричке надо ехать, меня из себя выводит. Вечно в вагоне сидят какие-нибудь гопники и гогочут. Да. А ещё я боялся, что вот сейчас вбежит Лёва и устроит бойню. Прости... Я ведь к шефу шёл, а тут на тебе сорвался. Ты не обиделась? Ну, насчёт сравнения с бабушкой?

— Да нет, конечно. Я бы обиделась, если бы Лёва вбежал и всё испортил. Мы же обнимались совсем не про это.

— Какая же ты мудрая, какие же мы тут все иногда дураки бываем, — покачал головой Константин Петрович и просветлённо побрёл к Даниилу Юрьевичу.

«Иногда! — подумала Наташа, провожая его взглядом. — От комплекса неполноценности тут никто не помрёт!»

Тем временем шеф автоматически снял барьеры со всех дверей, ведущих в приёмную, даже не задумываясь и не прислушиваясь к тому, что там происходит, а просто руководствуясь своими ощущениями.