Книга Индиго - Денис Шулепов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой ты любопытный…
— Не порок!
— У моего «Тойоты» движок забарахлил чего-то, он в сервисе.
— Почему у «моего»? У моей, наверно, «Тойоты»?
— У твоей «Тойоты» — не знаю, а мой автомобиль на сто процентов мальчик!
Вадик оценил шутку и заливисто рассмеялся. Валентин тоже изобразил смех. Знакомство успешно состоялось.
Вадик выехал к Кузнецкому мосту и завернул в один из двориков.
— Вот здесь я живу, — сказал он.
Из дневника:
Облагородить образ блядской красоты ромашками не представляется возможным.
Кто-нибудь пытался подсчитать витающие в воздухе дырки от бубликов?
Бог любит Троицу, а не цифру «3», тем более не что-то в тройном количестве.
Бог умеет злиться тоже.
Разговор с барыней разъяснил: раз власти полосуют землю, знать, так тому и быть.
— И нечего по пустякам меня беспокоить! — прикрикнула на Лаврентия Светлана Андроновна. — Вот манеру взяли…
— Помилуй Бог, хозяюшка, какие ж пустяки?! Мы живём на земле этой… Вас ведь-то кормим-с!..
— Ты меня ещё хлебом попрекни, окаянный! — взвилась Светлана Андроновна. — Пшёл вон!!!
Лаврентий поспешил удалиться, кляня свой бескостный язык. Хотел ведь вразумить, ан вышло шиворот-навыворот. Как всегда, в общем, с хозяевами — будь ты трижды прав, а всё одно дураком выставят. Что же делать, Лаврентий ума не мог приложить. У девок дворовых справился о Демьяне Евсеевиче, тот — вторые сутки пошли — в дом нос не казал. Валюшу Лаврентий встречать избегал: не узнал, не успел спросить о Кузьме, а дочь спросит. Что ей ответить? Молодой барин тоже всё коня измывает, каждый день ускакивая куда-то ни свет ни заря. И побрёл Лаврентий окольно восвояси в деревню, несолоно хлебавши. Тяготело на душе пуще смерти. Как пахать узкие полосы, где лошадям с косулей развернуться? Где скот поить? Сенокос косить? Не укладывалось в голове Лаврентия, а до догадок соображение не шло. В кручине миновал погост, и из дум отвлёк его конный топот. Присмотрелся и признал во всаднике Ивана Демьяныча. Даже обрадовался на краткий миг, а потом хмыкнул, чему радоваться?
Когда молодой барин поравнялся с Лаврентием, Лаврентий окликнул его. Иван Демьяныч потянул узду и остановил взмыленного коня.
— Чего тебе?
— Не гневайтесь, барич! — Лаврентий склонился в поклоне (чем потешил барина, растянувшего губы в злорадную улыбку). — Матушка ваша не в духе, батюшки вовсе нету, а спросить некого, кроме вас. Как же-с нам быть, если пришлый чиновник землю всю полосовал?..
— А-а… об этом ты… Ступай в деревню, делом займись. Я прискачу скоро, растолкую.
Гикнул и был таков.
— А кузнец? — спросил Лаврентий у клубов пыли, выбитой копытами и принесённой порывом ветра к крестьянину.
Иван Демьяныч сдержал слово, приехал в деревню. Под вечер. Собрал всех и, встав между исправником и чиновником, в окружении урядников и чиновничьих людей, принялся растолковывать новый порядок.
По тому порядку выходило, что действительно крайне неудобно пахать, сеять и пожинать на малоземелье, и выход был один. Дабы не нарушать закон, земля та, что принадлежит государству в лице барина, будет отдаваться крестьянам в аренду за установленную барином же издольщину, которая по закону должна быть не менее половины урожая с барской земли. Кроме оного, как прежде, крестьянин обязан продолжать уплачивать оброк за свой душевой надел. Если крестьянин осенью не в силах расплатиться, то его самого и всю семью за неуплату барин имеет право продать другому хозяину. Если крестьянин удумает посягнуть на закон и установленный порядок, его сошлют в Сибирь на поселения, детей мужского пола отдадут в рекруты, жену и дочерей — по усмотрению.
Крестьяне покорно приняли новую участь. Удивительно покорно. Слишком уставшие, чтобы перечить, слишком неподъёмна взвалившаяся ноша, слишком бессмысленно переть против хозяев. Лаврентий никогда не чувствовал себя таким подавленным. Душу раздирал вопрос: «за что?» и он поднял сокрушенную голову, вдыхая шумно носом чистый воздух, но ощущая соленость от скрытых слёз.
Молодой барин опередил его:
— Кузнеца я вам пришлю нового завтра-послезавтра. Про Кузьму забудь, Лаврентий, забудь! Его Сибирь заждалась… Всё, сход закончен!
Урядники как по команде передёрнули затворы ружей.
Чиновник пофланировал к своему экипажу. Его люди вскочили на коней. Иван Демьяныч пришпорил своего, жеребец встал на дыбы, заржал и пустился в галоп. Следом за молодым барином и вся кавалькада «закона» ретировалась из деревни.
Таких квартир Валентину видеть на своём веку не приходилось. Вадик был явно польщён удивлением новой знакомой, не подозревая, что оно вызвано элементарной завистью рабочего класса роскоши буржуев.
Огромная по меркам коммунистических клетушек квартира была некогда (а может, и не так давно) образована из двух смежных квартир, двух— и трёхкомнатных. Пол холла, метраж коего превышал, наверное, Валентинов зал, устилал натуральный дуб, циклёванный до зеркального блеска. Слева — широкая арка, открывающая вид на кухню, вернее сказать, в столовую. По центру столовую разделяет длинная стойка-стол с хромированными столбами, упирающимися в потолок; у стола выстроились в ряд шесть высоких вращающихся стульев, какие бывают в барах. Валентин глянул вправо и увидел лестницу, маршем уходящую наверх. Квартира находилась на последнем этаже, следовательно, чердак в этом доме таковым уже не считался. Там же справа ещё одна арка с витражом из разноцветного стекла, ведущая в одну из комнат; дверь закрыта. Если же смотреть прямо, то взгляд натыкается на дверной проём, в котором изящная фанерная шторка заменила дверь.
— Ну, как? — спросил Вадик, прерывая ознакомительный осмотр Валентина.
— Ничего… — одобрительно хмыкнула девушка. На самом деле Валентина чуть не прошиб пот от мысли, что он от удивления запросто мог забыть, в каком находится образе, и брякнуть что-то баском. — Можно мне в ванную, наконец?
— А-а… ну… Да, конечно! Вот сюда, пожалуйста, — засуетился Вадик и открыл одну из дверей, что были по левую руку от Валентина за спиной.
— Входную, кстати, можешь закрыть, кавалер, — насмешливо бросила девушка и закрылась в ванной комнате.
Смущенный Вадик захлопнул входную дверь и прошёл в столовую, чтобы достать шампанское. Было в новой знакомой что-то особенное, что-то, чего Вадик ни разу не встречал ни в одной девушке. Он гадал, что бы это могло быть, но не находил разгадки. Разливая шампанское в бокалы, Вадик задался целью найти ту изюминку… и съесть!
Валентин очутился в храме чистоты: джакузи невероятных размеров, почти бассейн, душевая кабина матового стекла, кругом рельефный кафель и зеркала, фреска с парусником, унитаз за ширмой. Валентин подошёл к раковине, в которой смело можно было утопить собаку средних размеров, «Villeroy & Boch» — прочитал он синюю надпись у самой горловины «однорукого» смесителя, и включил воду. Посмотрел на себя в зеркало. Ссадина на щеке стала пунцовой, но уже не горела так сильно. Валентин полез в сумочку за косметичкой. Когда открыл её, в голове зажглась мысль: «Он хочет изюм». Мысль казалась лишенной смысла, но Валентин понял, кому она адресована, но причём здесь изюм?
