Книга Темная материя - Питер Страуб

— Помню, — ответил Говард, задетый тем, что Мэллон мог подумать, что он забудет.

— А еще я не упомянул, что жил с той девушкой, Антонией. Немного похожей на Александру, помнишь, из «Ла Белла Капри»? Антония была первой известной мне женщиной, которая считала себя ведьмой, викканкой[17]. И вот как-то раз мы с Антонией нежились в ее кровати. Было часов пять вечера, пора было вставать и встречаться кое с кем, как вдруг она сказала: «А давай мы с тобой попробуем кое-что сделать прямо здесь?» Мы прошли в гостиную и стали на ковре бок о бок, обнаженные. Она подожгла в чаше немного лавра, мирта и кипариса, налила чуть-чуть какого-то масла или чего-то похожего в другую чашу, большую такую, с какими-то растолченными в ней сухими травами. Зажгла семь свечей и начала напевать, понятия не имею что, но слушать приятно. «Ладно, а что делать-то будем?» — «Постарайся сделать все возможное и невозможное, вложи душу», — ответила Антония. Поскольку я не ждал, что что-то может произойти, то начал цитировать первое, что пришло в голову, — отрывок, который выучил пару дней назад из Universalis Philosophiae[18]Кампанеллы. Я хорошо знаю латынь, ты в курсе. И греческий. В общем, я начал вещать на родном языке старой доброй Римской империи что-то о вдыхании Духа Вселенной и слушании планетарной музыки и заметил густой и крепкий аромат тлеющих трав — они пахли, как секс и смерть, если можно объяснить такими словами. Эрос и Танатос, как говорили древние греки. Я «поплыл» и снова возбудился, невероятно возбудился. Слова по-прежнему слетали с губ, и тут вдруг я отчетливо понял: то, что мы делаем, есть иная форма секса — секса, в котором участвует все тело. Антония стонала рядом, а я на пике — в той точке, когда уже нет сил удерживаться ни секунды дольше, а в следующее мгновение под ногами словно рухнул пол, и меня в той комнате больше не было…

Я в темной долине. На горизонте — сполохи костров. Небо багровое. Все происходит настолько быстро, что не успеваю испугаться. Чувствую что-то рядом с собой, только не знаю, что именно. Я его не вижу, просто знаю, что оно рядом. Это чудовищное существо огромно, невидимо и очень, очень заинтересовано во мне. Я слышу, как оно поворачивается, чтобы взглянуть на меня, и вот тут-то мне становится так страшно, что я почти теряю сознание… И возвращаюсь в гостиную Антонии. Она стоит, согнувшись, на полу на коленях. Будто молится Аллаху. Что, в общем-то, было бы неплохо, если задуматься. В комнате сильный странный запах: старые одеяла и остывший пепел.

Я спросил, все ли с ней в порядке, но она не ответила. Я наклонился и провел рукой по ее спине. Антония подняла голову — все лицо было залито кровью. Оказалось, кровь шла носом, но впечатление такое, будто ее порезали ножом или избили. Я вновь спросил, в порядке ли она. Она покачала головой. «Что случилось?» — спросил я. И отважился спросить: «Ты видела это?»

Спенсер засмеялся, по-видимому, над своей глупостью.

— А она что? — спросил Говард.

— А она сказала: «Уматывай к черту из моего дома и никогда больше не приходи». Вот, Говард, самое-самое странное, что приключилось со мной.

— И вы так и не знаете, что с ней произошло?

— У нее было свое путешествие, вот что с ней произошло, и она не выдержала его. Ты, наверное, сейчас думаешь: «Зачем же он снова хочет это проделать? Неужели тот раз не напугал его?» Верно?

— Ну… — замялся Гути. — А напугал?

— Это же все шло из меня, разве ты не понял? Я увидел то, что сам сотворил, — образ чистейшей сексуальной силы. Согласен, впечатление довольно мрачное, но ведь женщина-то рядом со мной была ведьмой. Неужели думаешь, она не подбросила какого-нибудь зелья, чтобы держать меня во власти своих чар? Оно не сработало и ударило по ней самой, вот и все. В нашем же случае, прямо сейчас, должно произойти нечто более многогранное, глобальное.

Мэллон положил ладони на плечи Говарду и наклонился почти вплотную к лицу мальчика.

В комнате отдыха старый толстый Говард Блай повернулся к стене, чтобы санитар не видел его слез.

— Эй, народ! — подал голос жестокий Ант-Ант Антонио. — Взгляните-ка на мистера Словаря. Д-денек-то у н-него задался. А, Б-Блай?

Несколько десятков лет назад в это же время Спенсер Мэллон говорил:

— И давай смело встретим это, Гути. Хотя ты, может, не в курсе: я заканчиваю здесь — все сделано, более или менее.

Его дыхание пахло свежескошенной травой.

— «Они утекли — те, кто раньше искал моей дружбы»[19], если ты читал Томаса Уайетта. И вся любовь… если не считать потехи, предстоящей нам завтра.

— Потехи? — спросил Говард.

— Погоди, парень. У меня для вас заготовлен маленький сюрприз. Я собираюсь материализовать ваши мечты. — Он ухмыльнулся и взъерошил прямые волосы Гути.

Всю оставшуюся часть пути Говарду Блаю пришлось отбиваться от вопросов, которыми его забрасывали Ботик и Кроха.

Он сказал:

— Да ни о чем таком мы не говорили.

Он сказал:

— Я просто узнал, что хотел. Он тоже не доверяет Хейварду.

Он сказал:

— Но ему я доверяю. Он правда пытается постичь нечто новое.

Он сказал:

— Да, он малость побаивается. Он такую чертовщину в жизни видел…

Он сказал:

— Нет, понятия не имею, что за сюрприз.

Оглянувшись, Гути просто глазам своим не поверил. В десяти ярдах позади стоял Бретт Милстрэп и жестами звал их обратно. Он не был похож на студента, который только что удачно списал на экзамене, он выглядел усталым и отчаявшимся, в своей ярко-желтой рубахе и брюках хаки. Ему можно было дать и столько, сколько на самом деле, и на десятки лет больше. Но Гути точно знал, что Бретт Милстрэп сейчас идет впереди по Юниверсити-авеню бок о бок со своим соседом по комнате и единственным другом — Джеком Потрошителем. Гути резко развернулся проверить и обнаружил, что никого из группы не видно: все свернули за угол, даже Ботик с Крохой. По-видимому, Милстрэп в дьявольской спешке вернулся по своим следам, чтобы отрезать экспедицию с тыла. Полная бессмыслица.

Из-за угла выглянула Минога и велела ему поторапливаться.