Книга Мельница - Решад Нури Гюнтекин

— А то значит, что не по-государственному мы рассуждаем, не заботимся об экономии и рачительности. Вот, кстати, вы только что обвиняли доктора. По-вашему выходит, доктор только и делает, что мажет пациентов любым лекарством, которое ему под руку подвернется! С таким утверждением согласиться, конечно, нельзя. У главного врача нашего города, не считая беготни по больным и раненым, существуют и другие важные обязанности. Ну, а пациенты — это же дикари, темные люди. Доводят себя бог знает до чего, лечатся всякой гадостью, которую им бабка-знахарка подсунет, а потом, когда с ними что-то случается, валят все на доктора. Вы человек образованный, лучше меня это знаете. Так как же мы можем давать деньги на похороны старика, который умер от гангрены, если они предназначены для оказания помощи людям, пострадавшим от землетрясения?! Нет, ваши коллеги правы. И не забудьте, что за правильность распределения средств вы несете такую же ответственность, как и они.

— Деньги, если не ошибаюсь, государственные. А нести ответственность я готов, эфенди. Ей-богу, готов, чтоб мне провалиться на этом месте! И если потребуется, я на виселицу пойду ради такого благородного и справедливого дела. С радостью пойду, да еще танец живота по дороге станцую!..

В эту минуту, прямо как нарочно, в комнату вошел доктор. Комиссия застыла в замешательстве.

Только Дели Кязым весело вскочил с места.

— Вот уж действительно сам господь бог вас послал. Сейчас мы все выясним. Скажите, доктор, что стало причиной смерти старика из Косова — землетрясение или гангрена?

— Да бросьте вы этого старика, Кязым-бей. Подумали бы лучше о своем старом каймакаме.

От волнения Халиль Хильми-эфенди даже покрылся багровыми пятнами. Он поспешно обратился к Ариф-бею:

— Если бы вы знали, доктор, как я сегодня сглупил. Попробовал утром немного пройтись, и, видимо, зря. Опять заболела коленная чашечка. Раньше позвоночник только чуть-чуть побаливал, а сейчас стало хуже. Вот и затылок тоже… — И он принялся перечислять свои хвори и болячки, настоящие и только что придуманные.

Жалобы эти были вызваны тем, что он не знал, как бы лучше отвлечь Дели Кязыма и направить разговор по другому руслу.

— Что же я могу сказать, бей-эфенди? — ответил доктор, разводя руками. — Я вам твержу: «Вы больны», — а вы упрямитесь и отвечаете мне: «Я здоров!» — будто понимаете больше доктора. Если бы вы знали, до чего я ненавижу свою работу, свою специальность, свое ремесло, дорогой мой! Но что я могу поделать — другого у меня нет. Я вам говорю: «Вы должны лежать!» — а вы часами трясетесь в экипаже со сломанной осью, не жалея своего несчастного тела. Или же, взяв палку, отправляетесь гулять по улицам. Поймите, вы не мальчик, и я не могу выдрать вас за уши. Из деликатности я не сказал вам, что о себе в первую очередь вы должны заботиться сами. Оказывается, зря не сказал: давайте-ка пройдем в соседнюю комнату и подумаем, что нам делать.

У Халиля Хильми-эфенди перехватило в горле: да, у них, у двух стариков, всегда было что сказать друг другу, вот только случая не представлялось…

Каймакам заметил, что страсти вокруг улеглись, и с грустью произнес:

— Одному богу известно, как меня ваши разногласия беспокоят, — куда больше, чем все мои раны! «Пощадите!» — говорю я вам, друзья мои. «Пощадите!» — и ничего к этому не добавлю. Так-то!..

Но утихомирить Дели Кязыма было совсем не просто.

— Раз каймакам просит, значит, молчок!.. — сказал инженер. — Но, исключительно ради установления истины, пусть господин доктор все-таки объяснит нам: отчего умер старик из Косова?

Старенький, одолеваемый болезнями доктор, несмотря на свою рассеянность и забывчивость, отнюдь не утратил сообразительности. Он обратил внимание на странное поведение присутствующих и почуял в вопросе Дели Кязыма ловушку. Доктор и раньше слышал об этом споре и, сказать правду, сам не очень был уверен, все ли возможное сделал, чтобы облегчить участь старика беженца, который не раз обращался к нему за помощью. Поэтому Ариф-бей ответил с самым наивным видом:

— Вполне точно и определенно ответить на этот вопрос нельзя. Человеку внутрь не заглянешь… Возможно, виновата во всем гангрена… Но старик от рождения был хром, — значит, он мог упасть и разбиться, оттого и помереть, а может быть, просто от сильного волнения… А отчего на самом деле он помер, одному богу известно.

«Если так, желательно было бы составить объяснительную записку, содержащую ваше высокое мнение по сему поводу, а уж мы как-нибудь, сообразуясь с ней…» — хотел было сказать попечитель вакуфных заведений, но из страха перед Дели Кязымом промолчал.

XIII. БЕЖЕНЦЫ

После Балканской войны в Сарыпынар нескончаемым потоком хлынули беженцы. Они оседали в заречных кварталах Газилер и Чайбашы, и там в конце концов набилось столько народу, живущего в ужасной нищете, что эти кварталы стали похожи на Македонию в миниатюре. Слава богу, пришельцы и их неразрешимые проблемы были отделены от города рекой. Несчастные беженцы, брошенные на произвол судьбы, жили, мучились, рождались, умирали и, несмотря ни на что, продолжали существовать на белом свете.

Как только стало известно, что в городской управе заседает комиссия, которая раздает деньги нуждающимся, в Сарыпынар из-за реки устремились толпы людей. Это были все те же беженцы. Большинство из них по-турецки не говорили и потому не могли знать, кому именно и по какому случаю оказывают помощь. Наиболее смышленые твердили: «Кто нуждается больше, чем мы? Где еще богатырь-землетряс разрушил больше домов, чем на нашей земле?!»

Но самым удивительным во всей этой истории было то, что даже комиссия, заседавшая в городской управе, не могла определить, кому же все-таки надо оказывать помощь.

На похороны старухи, матери мясника, умершей за три часа до землетрясения, на похороны старика из Косова, умершего от гангрены, денег выдали изрядную сумму. Одной женщине, у которой во время землетрясения якобы случился выкидыш, на лечение отвалили целых двенадцать меджидие, хотя каждому было известно, что выкидыш произошел вовсе не от испуга, а от снадобья бабки-повитухи, приготовленного из спичечных головок. Почему же тогда отказывать другим беднякам? Чем хуже весь этот сброд, обреченный ютиться среди развалин, тесниться в бараках без крыш, валяться в грязи, страдать от вшей, корчиться от голода, болезней? И правда, чем эти люди хуже?

Председатель приказал закрыть двери городской управы и просителей не впускать. Иногда на балкон для увещевания собравшихся выходил Дели Кязым. Порой он говорил разумно и рассудительно, но потом, войдя в раж, произносил столь поджигательные речи, что еще больше будоражил толпу и сбивал ее с толку. Но самое неприятное — в комиссию стали поступать прошения вполне обоснованные. Один писал, что у него старуха мать упала во время землетрясения и ее разбил паралич; другой, глава многочисленного семейства, требовал денег на ремонт, потому что стена его дома дала трещину и грозила обвалом, а большая группа беженцев, размещенная в прежней жандармской казарме, жаловалась в своем заявлении на то, что в здании провалилась крыша, обрушилась лестница, и требовала проведения обследования городским врачом, инженером, квартирным надзирателем и жандармом…