Книга Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев

Глеб ослабевшей рукой сам распахнул ее и увидел высокую женщину на пороге. Она была в серой до земли рубахе; волосы ее были распущены.

Они посмотрели друг на друга.

Эту женщину, пожалуй, можно было бы назвать красивой. Крепкие полные бедра вырисовывались под рубахой. В плечах угадывалась сила. Грудь ее была невелика. Это была скорее девичья грудь, чем грудь рожавшей и вскормившей детей женщины. Но перед Глебом стояла именно женщина — много старше его. Глаза ее понравились ему — серые, несколько запавшие, усталые глаза. И была в этих глазах доброта… Женщина обманула Глеба, назвавшись смертью. Он подумал, что такая женщина никому не сможет причинить зла.

Она стояла на пороге и не приглашала Глеба. В глазах ее — небольших, но выразительных — застыл вопрос.

Глеб сказал:

— Может статься, что я тебе пригожусь…

Женщина покачала головой:

— От тебя, человек, пахнет кровью.

— Я ранен, — Глеб повел плечом.

Женщина кивнула на секиру:

— У тебя оружие в крови.

— Я дрался… — согласился Глеб.

Женщина раздумывала, потом спросила:

— Ты победил?

Он кивнул:

— Меня зовут Глеб. Я сын Аскольда.

Глаза женщины, до этих пор строгие, смягчились. Она отступила в сторону, как бы приглашая наконец войти:

— Я слышала о тебе.

Глеб вошел. Хотел осмотреться, но внутри этой хижины было совершенно темно. Он стоял, пригнувшись, упершись затылком в низкий потолок, и не знал, куда ступить. Он догадался, что освещалась хижина только через открытую дверь.

Глеб спросил женщину:

— Хочешь, я прорублю тебе окно?

Она притворила дверь:

— Я подумаю, — женщина взяла его в темноте за руку.

Он сделал за ней несколько шагов, низко пригибаясь, боясь задеть за потолок головой.

Женщина сказала:

— У меня тесновато для таких великанов, как ты. Но с этим тебе придется смириться.

Глеб кивнул, забыв, что она в темноте его не видит.

А она продолжала:

— К тому же у меня только одно ложе.

— Да, — выдохнул Глеб, и сердце его здесь забилось чаще, ибо голову посетила мысль, что женщина эта ему нравится и он был бы не прочь возлечь с ней на одно ложе.

Женщина сказала спокойно:

— Но я уже выспалась. Я вообще рано встаю… А вот тебе не помешало бы прилечь.

— Прилечь? — переспросил Глеб. — Куда? Я ничего не вижу.

— Достаточно того, что вижу я, — ответила женщина, и Глеб здесь почувствовал, что она легонько нажимает ему на плечо, а руку его тянет книзу.

На ощупь Глеб определил, что ложе застлано косматой шкурой. Конечно, это была шкура медведя. Глеб слышал кисловатый запах, исходящий от этой шкуры.

Женщина велела:

— Ложись на живот. Я осмотрю твою рану.

Глеб, ложась, выразил удивление:

— Как можно что-либо видеть в такой темноте.

— Я привыкла. У меня глаза, как у рыси.

— Нет, — покачал головой Глеб. — У тебя красивые глаза…

Женщина не ответила.

Глеб почувствовал легкие прикосновения ее рук. Она заставила его снять рубашку и влажной тряпицей очистила края раны, оттерла со спины и боков запекшуюся кровь. Потом она смазала чем-то жирным и душистым, пахнущим цветами, края раны. И что-то заложила в саму рану. Оттого боль сразу притупилась. Женщина делала все спокойно и уверенно. Со знанием дела. И даже как будто с нежностью. Глебу доставляли удовольствие ее прикосновения.

Он спросил:

— Как тебя зовут?

— Анна.

— А языческое имя?

— Другого у меня нет.

— И не было? — удивился Глеб.

— Я не помню.

— Как не помнишь?

Она вздохнула:

— Я была совсем маленькой, когда меня подобрал тот человек.

— Какой человек?

— Он стал потом моим мужем.

Глеб задумался:

— У тебя есть муж?

Она ласково провела ему по спине:

— Не тревожься, у меня уже нет мужа. Года три как он пошел на охоту и не вернулся. Может, в болоте утонул, может, подстерег его медведь или проткнул клыками вепрь… Он был отчаянный, смелый человек. Такие часто находят преждевременную смерть…

Глеб согласился:

— Да, вепрь — опасный зверь. Я знал нескольких людей, коим вепрь пропорол живот. Это страшная медленная смерть.

Снаружи быстро светало. Глеб уже видел в темноте квадрат прикрытой двери. Видел и силуэт Анны, склонившейся над его спиной. У Анны была красивая длинная шея. И были красивые же, гибкие как змеи, руки. Глеб некоторое время любовался ее руками.

Потом спросил:

— Ты недавно сказала, Анна, что слышала обо мне?

— Да. В лесу не так много людей. Все на виду.

— От кого ты слышала?

Анна молчала.

Глеб покосился на нее:

— Почему ты молчишь?

— Я не хочу говорить.

— Вот как! — удивился Глеб.

Поразмыслив немного, Анна все же сказала:

— Люди, от которых я о тебе слышала, говорят неправду. Я вижу это. У меня глаза острые, как у рыси…

— Нет, у тебя красивые глаза, — опять не согласился Глеб.

— Эти люди говорят о тебе много худого. Будто ты угоняешь лошадей и воруешь скот, а потом продаешь половецким ханам…

— А еще?

— Будто людей половцам продаешь…

— И людей?..

— Еще будто ты убиваешь невинных, а красивых девушек уводишь в свое логово — в глубокую нору. Будто ты по ночам воешь волком и глаза у тебя безумные… а на руках — когти… Не достаточно ли тебе слышать этого?

— Еще скажи.

Анна вздохнула:

— Матери и отцы в селах пугают детей Глебом, который живет в лесу. А женихи стращают девок… Священник-грек говорит: не ходите на языческие капища — поймает вас Глеб…

Глеб горько усмехнулся:

— В том нет ничего странного, коли даже родные братья отвернулись от меня.

Анна покрыла рану тряпицей, пропитанной некоей мазью, и перевязала спину крест-накрест свежим рушником. Она велела Глебу лежать пока на животе. А он и не думал ослушаться. Ему была приятна забота этой женщины. Глеб уже и не помнил, чтоб о нем кто-то заботился. Разве что мать. Но это было давно.