Книга Цветок Америки - Жеральд Мессадье

— С теми, кого полюбил, никогда не расстаешься, Жанна.

Это правда, она никогда не расставалась с Жаком. И с Бартелеми. И даже с Франсуа Вийоном.

— Связь остается и после смерти.

Заря смывала остатки ночных чернил.

— Я жил и буду жить с Об.

Пришла Фредерика, которая еще не вполне проснулась. Пробормотав что-то в знак приветствия, она принялась разводить огонь в очаге. Разговор прервался. Все уже было сказано.

Жак Адальберт тоже спустился и начал кипятить молоко. Ему пришлось разделить постель с Францем Эккартом, ибо дом оказался слишком мал, чтобы принять такое количество народа. Он сказал, что плохо спал: у него было ощущение, что в спальне, помимо брата, находятся еще какие-то существа.

Оставался вопрос об отцовстве, фамилии и будущем ребенка.

Отец Штенгель проявил уместную в данном случае человечность:

— Это ваш внук, мадам, и, поскольку мы не знаем, кто отец, именно вам следует воспитать его по-христиански. Разве что кто-то из двух других ваших детей женится и согласится усыновить его.

Он взял ее за руку:

— Я знаю, что вы будете хорошей матерью.

— Мы назовем его Жозефом, — сказала Жанна мужу, когда встретилась с ним за ужином.

Глаза Жозефа наполнились слезами.

— Это наш внук и еще один ребенок.

Новость, казалось, придала ему новый вкус к жизни, который он почти утратил в последние месяцы, жестоко страдая из-за болезни Об. Имя его и кровь, смешавшись с кровью Жанны, не исчезнут бесследно.

Теперь нужно было известить Франца Эккарта.

— У тебя нет ни очага, ни возможности воспитывать ребенка, — сказала ему Жанна. — Ты даже не смог бы дать ему имя. У Жоашена есть фамилия?

Франц Эккарт покачал головой. Нет, у Жоашена, скорее всего, не было фамилии, поэтому и Франц Эккарт ее не имел. Они появились на свет волей случая и принадлежали к племени магов, где достаточно иметь отличное от других лицо и имя.

— Мы с Жозефом усыновим ребенка. И назовем его Жозеф.

Ее тон не допускал возражений. Молодой человек кивнул. Быть может, он знал тайну своего племени: отцу не дано воспитывать сына.

Крещение произошло через десять дней после похорон Об, в церкви Сен-Пьер-ле-Вьё. Над купелью младенца держал Жозеф. Франц Эккарт не отрывал взгляда от ребенка. Впрочем, он и так целые дни проводил в комнате кормилицы, которая, в конце концов, начала удивляться.

Франсуа взял на руки дитя тайны, своего племянника. Он посмотрел на безмятежного ангелочка и внезапно нахмурился, словно потрясенный догадкой.

— У него черные глаза, — сказал он. — Как у Франца Эккарта.

Через неделю Франц Эккарт вернулся в Пфальц. Жозеф с облегчением встретил известие о его отъезде.

Тем временем одно из его предсказаний сбылось: Цезарь Борджиа втаптывал в грязь пурпур и золото папской власти. Рожденный в то время, когда отец его был кардиналом, и сам возведенный в кардинальский сан, он отнюдь не демонстрировал христианские добродетели: это был вояка, можно сказать — солдафон, отличавшийся крайней жестокостью. Сверх того, поговаривали, что он вступил в связь с родной сестрой Лукрецией.

Эти слухи были явно неприятны Франсуа.

7 Сукно и шелк

В июне 1494 года, по возвращении из Милана, Жак Адальберт де л'Эстуаль женился на семнадцатилетней Симонетте Рокка дельи Орси, дочери одного из миланских банкиров. Ничто не могло бы больше обрадовать Жанну, которую рыжеволосая Симонетта покорила милой мечтательностью и добротой. Стремительность бракосочетания наводила на размышления, но, в конце концов, если молодой человек в скором времени станет отцом, кто укорит его за это? Жанна уже очень давно не слышала брачных колоколов и решила превратить это венчание в праздник, сравнимый с торжествами по случаю свадьбы Франсуа.

Итак, жизнь продолжалась. Ничто не позволяло думать, что тучи, омрачившие прошлый год, будут сопровождать ее до самого конца.

Маленький Жозеф де л'Эстуаль учился ходить с помощью своего деда-тезки под умильным взором кормилицы.

— Я хочу дом с детьми и кормилицами! — воскликнула Жанна. — Детей никогда не бывает много!

Менее очаровательной показалась ей молодая женщина, которую привез из Италии Франсуа: это была рабыня-мавританка, купленная в Неаполе. Увидев ее, Жанна задумалась. Лейла попала в рабство в прошлом году, в пятнадцать лет. Тоненькая, хрупкая, с удлиненным лицом цвета бледного янтаря и темными миндалевидными глазами, в целом она производила приятное впечатление. Франсуа одел ее как миланскую крестьянку. По-итальянски она немного говорила, но не более того.

Почему же Франсуа ее купил?

— Я решил, что ее ждет дурной конец, если она не будет принадлежать мне, — сказал Франсуа вместо объяснения.

Прекрасно. И что дальше?

Словно угадывая вопрос, который мать собиралась задать, он добавил:

— Лейла — девственница.

Прекрасно. Но это явно не та женщина, которая станет готовить ему курицу, фаршированную колбасой с гвоздикой.

Как бы там ни было, Франсуа вдохнул новую жизнь в свою обитель на улице Мажистра. Поглощенная подготовкой к свадьбе, Жанна не могла выкроить время, чтобы поразмыслить над этой ситуацией. В любом случае она не любила опустелых, запущенных домов, каким стал дом Франсуа после смерти Софи-Маргерит.

Феррандо приехал в Страсбург с женой Анжелой и детьми, которые так выросли, что Жанна едва их узнала. Прибыли и родители невесты с двумя сестрами и братом Симонетты. Потом друзья семьи. И слуги. Оба дома — на Санкт-Йоханн-гассе и на улице Мажистра — оказались заполнены до предела. Два страсбургских постоялых двора также. Пришлось нанять еще слуг. Новобрачные заняли второй этаж в доме Франсуа.

Приехал и Франц Эккарт. В конце концов, по закону Жак Адальберт приходился ему старшим братом.

Гром церковных колоколов сотряс небо. Музыка золоченых органов заполнила пространство. Перед собором собралась огромная толпа.

Празднества продолжались три дня. В первый вечер было очень жарко, и Жанна решила поставить столы на улице. Специально вызванный каменщик укрепил на стенах железные кольца, и в них вставили факелы. Соседи принимали участие в ужине, сидя у своих окон. Никому не хотелось оставаться в четырех стенах, тем более в летний зной, не спадавший даже ночью из-за нагретых солнцем камней. Все три вечера не смолкали песни. Музыканты играли серенаду за серенадой. Танцоры совершали немыслимые прыжки, жонглеры подбрасывали горящие шары. Соседи, в конце концов, спустились и присоединились к пирующим. В пляс пошла вся улица. Жанна танцевала с Жозефом, с Франсуа, с отцом невесты и с соседями, которые откровенно приударяли за ней. Утром сточные канавы были забиты цветами и бутылями. Но вечером все начиналось снова.