Книга Суд волков - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти размышления породили в ней жалость. Бедняга, вздохнула она.
В этом году декабрь превратил Париж в ледяной корабль. Сена замерзла. В лавках покупателей стало намного меньше.
– У меня вся душа вымерзла! – вскричал как-то утром Гийоме, который пришел совершенно окоченевший.
Он топал ногами под встревоженным взглядом Жанны, и она сама пошла за дровами, чтобы протопить лавку. Хорошо хоть, что он не простыл: весь Париж сотрясался от приступов жуткого кашля.
Очаги на всех этажах топились непрерывно. Однако на четвертом, под крышей, было невыносимо холодно. Опасаясь за здоровье Франсуа, Жанна отправилась к швее и заказала для него теплую куртку с меховой подкладкой. Спать он ложился в чулках и в рубашке из тонкой шерсти, и три раза в день ел горячий суп.
И вот в этом ледяном аду однажды утром возник посыльный с письмом от Жака де л'Эстуаля.
– Я четвертый в цепочке, мадам, – сказал посыльный, весь синий от холода[10].
Она впустила его в дом, подала ему горячего вина с двумя пирожками и вручила ливр за труды.
Моя нежная Жанна, я в Кобленце, во льдах герцогства Вестфальского. Миссия моя завершилась успешно. С помощью Всевышнего я вернусь в Париж в первых числах декабря. Только твой образ способен разогреть мне кровь.
Жак, 22 ноября 1457 года.
Послание это обласкало Жанну, словно мягкое и теплое ангельское крыло.
Но вскоре рядом с ней раскрылось другое крыло, холодное, жесткое и черное.
В тот же день одетая в черное девушка пришла на улицу Бюшри. Нет, то была не покупательница. Жанна поняла это сразу, едва взглянув ей в глаза. Черные и покрасневшие.
– Вы Жанна де Бовуа? – с трудом выговорила посетительница, стуча зубами.
– Входите быстрее, – сказала Жанна.
Девушка заколебалась. Жанна поняла.
– Входите же, вы простудитесь, – повторила она. – Вы родственница Исаака?
Она назвала его Исааком, уважая чувства гостьи. Девушка кивнула и переступила порог.
– Я его сестра. Абигейл.
– Идите за мной.
Она повела ее наверх, усадила в кресло, погрузила черпак в корытце, где с некоторых пор постоянно разогревалось вино с корицей, наполнила бокал и протянула его Абигейл. Та колебалась, не смея взять.
– Господь наш, единый для всех, повелел хранить свою жизнь, – сказала Жанна.
Девушка зарыдала. И Жанна поняла: Исидор Штерн умер.
– Где Исаак? – пробормотала Абигейл, отхлебнув вина.
– Он в отъезде вот уже несколько недель. Скоро должен вернуться. Когда умер ваш отец?
– Вчера утром.
– Я глубоко скорблю. Что я могу для вас сделать?
– Не знаю… Правда не знаю… Погребальная служба состоится завтра утром. Я хотела только оповестить Исаака.
Жанна положила руку на плечо Абигейл. Та снова зарыдала.
– Исаак… он глава… он был главой семьи после моего отца… Я не знаю, я просто не знаю, что с нами будет! Мой брат Йозеф слишком юн…
– Сколько ему лет?
– Шестнадцать.
– Абигейл, Исаак в любом случае остается вашим братом. Он позаботится о вас обоих. Я тоже рядом. Я с вами незнакома, но вы для меня как младшая сестра.
Абигейл долго смотрела на нее.
– Я понимаю… – сказала она.
– Что вы понимаете?
– Что Исаак…
– … обратился в христианство, – договорила за нее Жанна.
– Вы очень добры.
– Вам надо успокоиться. Как только ваш брат вернется, я скажу ему. Он навестит вас.
Абигейл встала. Жанна обняла ее и погладила по голове. Девушка прижалась к ней. Любовь к Исааку сплотила их.
– Теперь его зовут Жак, да?
– Да. Сколько вам лет? – спросила Жанна.
– Девятнадцать. Она вздохнула.
– Теперь все захотят взять меня в жены.
– А вы не любите никого из тех, кто претендует на вашу руку?
Она покачала головой:
– За меня должен был решить отец. Теперь решать будет Жак… Я не знаю…
– Возвращайтесь и успокойте брата.
Абигейл исчезла в снежном буране. Черная тень, которую хлестали белые демоны.
Это как будто символ, сказала себе Жанна.
– Хозяйка, в погребе замерзло вино!
В голосе Гийоме звучало отчаяние.
В прошлые годы Жанна слышала, будто в некоторых погребах действительно замерзало вино, однако сама этого никогда не видела. Впрочем, нынешняя зима оказалась самой лютой из всех, что ей довелось пережить: за несколько дней все нищие, пренебрегшие осторожностью ради выгоды и продолжавшие просить милостыню на улице, замерзли насмерть. Они продолжали сидеть и на повозках, куда сваливали трупы, потому что, когда их пытались выпрямить и положить, они просто разламывались на куски, как щепки. Благотворительное заведение для обогрева и прокорма бездомных бродяг, созданное Жанной при городском совете и принесшее ей большую славу, простаивало без дела. Морозы покончили и с обездоленными и с лодырями. Несколько сотен выживших спасались в церквах, но участь их тоже была незавидной: на последней воскресной мессе в Сен-Северен прихожане – все до единого тепло одетые – посинели от холода.
– Придется колоть его топором! – воскликнул Гийоме.
– Это означает, что мы расколем и бочки, – заметила Жанна. – А когда наступит оттепель, будем плавать в вине.
Она спустилась в погреб: стоило выдохнуть в этом ледяном воздухе, от которого трескались легкие, и тебя окутывало облаком пара. Она подумала, что вино оттает, если погреб чуть-чуть обогреть. Конечно, вкус будет уже не тот. Но лучше так, чем потерять три бочки.
– Гийоме, – сказала она, поднявшись наверх, – ступай к кузнецу на площадь Мобер. Узнай, есть ли у него жаровни, знаешь, такие железные ведерки с дырочками, в которых жгут уголь. Если их больше не осталось, закажи штуки три-четыре. И сразу заплати. Если хоть одну возьмешь, купи на обратном пути уголь. А лавкой займусь я.
Покупателей было так же мало, как и накануне.
Гийоме вернулся в четвертом часу пополудни. Он был весь красный с белыми пятнами. Одной рукой он держал две связанные вместе жаровни, в другой тащил мешок с углем. Жанна поспешила открыть ему дверь. Он рухнул на табурет.