Книга Тень воина - Александр Прозоров

— А скажи, отче, — поднимаясь, поинтересовался он. — Слышал я, кузнец у вас недавно за Калинов мост ушел. Нельзя ли на мастерскую его глянуть? Подковы бы мне на конях проверить. Давно не смотрел, как бы не потерять.

— То к вдове его, Людмиле, идти надобноть. Ну, да я провожу, поручусь. Тебя, вижу, доброму люду бояться ни к чему.

— Это верно, — согласился Олег, — людям меня бояться ни к чему.

Насчет мавки он тоже пока был неуверен. Можно, конечно, хоть сейчас охоту на нежить болотную начинать — но вдруг в самый рисковый момент опять тоска накатит? Очнешься потом в омутке под камушком — большая радость. Дом сгинувшего в болоте кузнеца стоял почти у самого тына, возвышавшегося на высоту почти пяти метров и подпертого изнутри через каждые шесть-семь шагов мерными бревнами. А кузня, которую нетрудно было узнать по низкой закопченной трубе, широким воротам, закрытым лишь кожаным пологом, и утоптанной земле перед ней, находилась и вовсе на срезе воды. Оно и правильно — чтобы искры при огненной работе больше не на постройки, а к воде летели, да и тушить в случае чего проще. Кузни, известно, гореть ох как любят! Куда чаще овинов, которыми только по осени и пользуются.

Отворив низкую калитку, старик вошел во двор между сараем и домом-пятистенком, Олег сразу двинулся к мастерской, а мальчишка, что удерживал под уздцы чалого и гнедую, остался на улочке, не зная, за кем поворачивать.

В кузне было холодно. Непрерывно горящие угли всегда распространяли вокруг железоделательной мастерской деловитый жар, а потому именно холод сразу же резанул Середина по живому. Как мертвая мастерская — хоть похороны начинай. Груда дров занимает почти всё место — видать, уже вместо сарая эту постройку использовать начали. Горн сложен из валунов размером с голову, скрепленных глиной. Некоторые из камней успели растрескаться, но печь пока что была вполне работоспособной. Меха из сыромятной кожи — похоже, из коровьей шкуры сшиты. Тоже не принципиально — коли расползется, заменить несложно. Однорогая наковальня, насаженная на дубовый чурбак, валялась у самой дровяной кучи, опрокинутая набок. Интересно, почему ее половцы не уволокли? Тяжелая, что ли, оказалась? Инструмента на стенах никакого, хотя к стене прибито три ряда ремней с ячейками для ручников, пробойников, оправок, клещей. Это всё степняки унесли, не поленились

— Вот, Людмила, гость наш.

Середин повернулся на голос и увидел рядом со стариком высокую женщину лет тридцати с серым лицом, впалыми щеками и глазами цвета перепревшей листвы. Волосы были спрятаны под платок, груботканое платье обходилось без каких-либо украшений.

— Мыслю я, уходить ему некуда. Может, на постой пока возьмешь?

— Отчего не взять, коли община хлеба да мяса подкинет? — пожала плечами хозяйка. — Коли сам, конечно, с другим кем не сговорился.

— Не сговорился, — покачал головой ведун. — Олегом меня мать назвала.

— Вот и уладили, — кивнул старик, хотя о цене за постой разговор пока даже не начинался. — Я Мишке велю на двор лошадей завести, к конюшне. У тебя ведь, Людмил, токмо мерин ныне остался.

— Пустая конюшня, — согласилась женщина, — пусть заводит. Одинца покличьте, он коней примет.

— Наковальню, смотрю, половцы уволочь не смогли? — вернулся к своей теме Середин.

— Не нашли. Мы с детьми, как на гать бежать, опрокинули ее к стене, да дров накидали. Криницы и обломки всякие там же лежат. Но коли сбоку смотреть — так токмо пень и видно. А раскидывать кучу степняки поленились. Видно же, берег низкий, вода рядом. Схрона не вырыть.

— Вот, значит, как…

Олег отбросил к стене несколько поленьев, нашел ямину с ровным дном, оставленную осевшим в глину под бесчисленными ударами чурбаком, потом взялся за наковальню, поднатужился, поднял с земли. Наклонив, подкатил к яме, опустил на старое место. Прикинул, как проще заготовки из горна на рабочее место перекладывать, немного повернул.

— У Беляша аккурат так же стоял, — вздохнула женщина и пошла к дому.

— Постой, Людмила! — заторопился следом Олег. — А инструмент остался или пропал?

— В схроне остался, — вздохнула хозяйка. — К чему его сюда тащить? А ну, половцы опять налетят али мордва подступит? Что осталось, и то пропадет…

— А уголь есть?

— Мешков десять еще на чердаке лежат. Муж еловый любил пережигать. В работу ель брать не любят, гниет быстро, да еще смолистая больно. А для угля — в самый раз.

— Попользоваться маленько можно?

— Тебе-то зачем?

— Подковы на конях посмотреть хочу. Может, поправить чего придется? А инструмент у меня есть. С собой вожу, который полегче.

— Пользуйся, коли умеешь. Мне-то от него пользы никакой. Печь им не протопишь. Муж сказывал, без поддува не горит.

— Это верно, не горит, — согласился Середин. — Так тогда принесу мешочек-другой?

— Бери..

Однако потрудиться в этот день ему так и не удалось. Пока он перетащил с чердака в кузню несколько дерюжных мешков с легким, как хворост, углем, расчистил помещение от поленьев, приготовил инструмент, уже начало смеркаться, и разжигать горн не имело никакого смысла. К тому же хозяйка позвала его ужинать, выставив к каше еще и крынку густого и тягучего хмельного меда. После такой трапезы глаза стали слипаться, и ведун, забравшись на полати, сработанные под самым потолком, на указанное Людмилой место, мгновенно провалился в сон.

* * *

Возле плотины, раздергивая упавшую в воду хлебную корку, крутилась сибилья мелочь. Рыбешки, коли завялить их, али закоптить ведерко, вкусные — да только по одной таскать замучишься. Коли ловить, то косынкой частой надобно, чтобы уж вытянуть — так всю стаю. Он кинул в воду еще корку, улыбнулся появившейся мысли — ведь и вправду, давненько он рыбы у мельницы не ловил! А малышня зимой сушеных сибиликов куда радостней, нежели даже семечки щелкает. На мед и то так не налегает, когда Света дает. Он повернул голову, убедился что колесо крутится мерно, ничто ему не мешает, зашел в сарай, сыпанул в ворот жерновов с полмешка гречи, затем потрусил вверх по тропинке — и вдруг услышал от дома мужские выкрики.

Он знал, помнил, чем всё это кончится — но спрятался в кустарник, надеясь на лучшее. А когда голоса стихли, побежал ко двору, в душе надеясь, что всё это — сон, всего лишь сон. Что сейчас он проснется, и окажется, что ничего подобного не было, что Светлячок его жива, лежит рядом, улыбаясь и поглаживая мужа по груди.

Калитка, покосившийся навес. Он смахнул в сторону сено, опилки, зацепил кончиками пальцев край доски — и вновь увидел неподвижное тело с темным лицом, прижимающее к себе еще одно, совсем крохотное. Отчаянье резануло по сердцу, ощущение полной безнадежности, бесполезности, непоправимости…

— А-а-а-а!!! — Олег вскочил, ударился головой о бревна потолка, зашипел от боли.

— Кто это? Что? — встрепенулась внизу женщина.