Книга Сколько раз приходит любовь - Серж Жонкур

Сегодня вечер просто идеален — на улице грозовой ливень, который еще больше изолирует нас от всего мира, созерцание этого спектакля нас объединяет, можно подумать, что он устроен специально. Выливаются целые потоки воды, это один из тех потопов, с которыми можно только смириться. На улице как будто выжимают белье, с неба падают струи воды, настолько плотные, что не видно домов напротив, — стена воды, так редко бывает. Хорошо быть здесь, просто стоять у окна, чувствовать, что существуешь, наслаждаться моментом. Ты выключила телевизор из-за старой приметы, как будто в городе в грозу молния может повредить электричество, но достаточно выключить свет, и это отведет несчастье. Долгое время твои мании вызывали у меня желание спорить, бороться с ними; мы ссорились по любому поводу — плохо закрытый холодильник, открытый кран, носок, валяющийся на полу, могли вызвать массу замечаний. По сути дела, мы только это и делали в течение многих лет — противостояли друг другу, а насколько проще было бы не замечать друг друга. Но нет, мы упорствовали, любое «да» и «нет» вызывало у нас раздражение, особенно «нет». И только теперь мы поняли. Уже некоторое время я ощущаю, что мы находимся в непроницаемой зоне, наступила фаза, когда супруги уже не вместе по-настоящему — вместе, но одиноки, одиноки, но вдвоем.

Мы смотрим в окно, все огни погашены, молнии освещают гаснущий день; я чувствую, что завороженность смешивается в тебе со страхом; если бы я был один, я оставил бы окно открытым, чтобы вдохнуть запах мокрой земли, омытых тротуаров. Я вижу, с каким сожалением ты смотришь на свои цветочные ящики на балконе, на прибитые дождем головки белой петунии; маленькие ручейки стекают по гладким листьям плюща. Этот хрупкий садик в миниатюре меня умиляет, я вижу в нем частичку тебя, ты беспомощно смотришь, как его треплет ливень, ты приближаешь лицо к стеклу, как будто хочешь с ним поговорить, и вдруг очень яркая вспышка молния освещает двор, бьет стальным прутом в окно. Твоя рука инстинктивно хватается за мое плечо, как будто я сильнее, и некоторое время мы так стоим, перед завесой дождя, мы замерли, охваченные возродившейся иллюзией, мы вдвоем.

Пассажирка напротив

Поезд петляет между залитыми солнцем холмами, затем, ближе к Иль-де-Франс, путь выпрямляется, деревья окаймляют его все более ровными рядами, между которыми мы скользим в наступающих сумерках. Чем ближе к столице и дальше от отпуска, тем тяжелее становятся взгляды, холоднее кондиционер, в вагоне смолкают разговоры, люди сидят обособленно, заранее оглушенные мыслью о возвращении, думают, что уже через час они снова окажутся сами с собой, войдут в круговерть своей судьбы, потому что после пяти часов, проведенных в поезде, надо будет сесть в метро, или на электричку, или на автобус и полностью окунуться в повседневную жизнь, вновь обрести все отличительные черты своего быта, за неимением лучшего ходить тысячу раз исхоженными путями, но только это и важно — вернуться домой, подумать, прежде чем вставить ключ и открыть дверь, а вдруг впереди ждет какой-то сюрприз, а вдруг… Но вместо этого «вдруг» вновь обретаешь привычные вещи, которые ты так легко забыл, пока длился отпуск, — свой диван, кровать, телевизор, потом обнаруживаешь, что и люди не изменились; и очень быстро ты снова вживаешься в свои декорации, оказываешься, как и прежде, среди всех этих оставленных вещей и наконец чувствуешь себя как дома, потому что в глубине души каждый признает, что лучше всего чувствуешь себя именно дома…

Я всегда переживал возвращение в город как наказание, даже когда был ребенком, это было для меня испытанием, противоположным тому чувству освобождения, которое овладевало мною при отъезде. Чаще всего мы возвращались в машине, и с заднего сиденья я наблюдал за другими автомобилями, попавшими в пробку. Мы медленно двигались целые километры, двигались молча и в конце концов даже выключали радио, устав от бесконечных новостей и рекламы. У меня оставалась единственная иллюзия, смутная надежда увидеть в машине в соседнем ряду девочку и вместе с ней двигаться в общем потоке, очень медленно. Иногда я замечал такую девочку, обязательно хорошенькую — из тех, про которых думаешь, даже в двенадцать лет, что в них можно влюбиться, но тут пробка либо рассасывается, либо наш ряд перестает двигаться вообще, и девочка терялась.

Сегодня вечером в этом старом поезде неоновый свет уже всех победил, у всех лица, как у утопленников, не считая тех, кто уже сдался, чьи головы уже бьются о спинку сиденья, кто прижался щекой к стеклу, — их уже сморило сном и длинным путешествием. Все становится немного абстрактным, поезд мчится на всей скорости по долине реки Бос, видно решив уж никогда больше не останавливаться. В желтых стеклах видны только наши отражения, да смутные огни, отмечающие спуск. Как не загрустить в такой атмосфере? Надо заставить себя почувствовать вкус возвращения. И тогда, уже не сопротивляясь, я поступаю, как все, — закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться на мыслях, которые от меня ускользают, устраиваюсь поудобнее, упираюсь коленями в столик, кладу руки за голову или вдоль тела, ноги протягиваю в сторону или на сиденье напротив, но мне никак не удается найти удобное положение. Я сижу один в этом квадрате кресел, спиной к движению поезда, получается, что я возвращаюсь, как бы пятясь назад, и эта мысль неприятно поражает меня. Я пересаживаюсь на сиденье напротив, чтобы исправить ошибку, и тогда, через два ряда слева, вдруг замечаю девушку с нежным лицом, она провела за моей спиной уже триста километров. В любом путешествии думаешь о встрече, эта мысль почти всегда присутствует, почти всегда живет в тебе. Незнакомка из поезда — это та же девочка из автомобильных заторов моего детства, любовь, проносящаяся мимо. Обычно все ограничивается взглядами, чаще всего в одну сторону, и незнакомка в кресле напротив — это влюбленность того же порядка. Я не излечился от своих видений, у меня в глазах всегда мимолетные лица, на которые только бросишь взгляд и сразу загораешься. Если бы я осмелился, то что бы я ей сказал: «Добрый вечер, этот поезд плохо подходит для того, чтобы назначить встречу, но все же мы могли бы…» Нет, это не пойдет.

До сих пор мне никогда не хватало смелости, только один раз, в баре скоростного поезда, я заговорил с незнакомкой, чтобы сразу понять, что она путешествует не одна. В другой раз, между Парижем и Марселем, хорошенькая девушка села у окна рядом со мной, и я уже совсем был готов заговорить с ней, но она все время болтала по телефону; даже в профиль она меня возбуждала, но в результате мы провели три часа, стараясь не касаться друг друга локтями. Обычно рядом со мной садятся женщины неопределенного возраста, или дремлющие, или влюбленные пары, или пары пенсионеров, или военные с мальчишеской выправкой, или одинокие девушки, но без всякого очарования — надутые лица, совершенно без искорки, или пустозвоны, наматывающие километры банальных слов, или ушедшие в себя, или те, кто все три часа смотрит фильм или играет, были женщины, которые вязали, некоторые читали книги, но таких было мало — в общем, ничего особенного.

Но сегодня особенный вечер, сегодня она и я — мы оба попали в один вагон, мы едем в одном направлении, сегодня я мужчина, который берет жизнь в свои руки, я уже не тот мальчик, терзаемый нерешительностью. В любом случае у всех нас сегодня столько возможностей для общения, по крайней мере у меня; есть тысяча способов вступить со мной в контакт: два электронных адреса, мобильный телефон, SMS и MMS, все комментарии, которые я оставляю на блогах, все, под которыми я подписываюсь, мой домашний адрес и адрес моей работы, домашний и рабочий телефон, желтые и белые страницы, данные о моей личности широко распространены, я не для кого не секрет. У нее все то же самое, это очевидно. Достаточно узнать номер ее мобильного, чтобы тут же послать ей письмо.