Книга Исчезнувшая - Сьюзан Хаббард

— Два дня. Мы завтра уезжаем.

— Что ж ты мне не сказала?

С минуту мы молчали. Потом я сказала:

— Ты не изменился.

— Изменился, — возразил он, — Я теперь вампир. — На фигуру у него за спиной упал свет витрины. Это была девушка, и она ревновала.

Из магазина с большим бумажным пакетом вышла мае.

— Это моя мама, — сказала я и сообщила мае: — Это мой друг Майкл.

Все это время я думала, является ли он одним из нас.

Вам наверное интересно, как вампиры узнают друг друга.

Имеется несколько показателей. Отбрасывает ли он тень? Подвержен ли солнечным ожогам? (Ультрафиолетовые лучи обжигают нашу кожу в тысячу раз быстрее, чем кожу смертных.)

Разумеется, ни один из этих пунктов не проверишь ночью. Прочие более субъективны. Я упоминала выше, что у вампиров прохладная кожа, они не потеют и не пахнут. Смертные, особенно те, кто ест мясо, обладают отчетливым сладковато-соленым запахом, которые не заглушить никаким дезодорантом. Поскольку мы тщательно следим за своим питанием, большинство из наших отличаются стройностью. Ходят байки про колонистов, которые обжираются красным мясом, но, по-моему, это пустые россказни.

Многие вампиры, в том числе и мой отец, страдают от периодического синдрома сенсорной перегрузки (ССП). Искусственный и солнечный свет, а также сложные узоры, чрезмерно раздражающие зрительный нерв, могут вызвать головокружение, панику и тошноту.

Поскольку большинству вампиров известно о ССП, они из уважения к остальным стараются избегать одежды с узорами, особенно в пейсли, гусиную лапку и горошек. И большинство из нас отличается повышенной чувствительностью к звукам, запахам и фактуре. Вот почему мы избегаем оп-арта[4], не включаем музыку громко, ходим на рок-концерты с затычками в ушах, не пользуемся духами, а наждачная бумага и ковры с грубым ворсом нас нервируют.

Мама рассказывала мне, что приступы головокружения возникают у вампиров не только от высоты или потери равновесия, но и в замкнутых пространствах, где присутствуют спиральные или лабиринтоподобные конструкции.

Не имея возможности проверить восприимчивость к этим факторам, мы полагаемся на интуицию и наблюдение. Насколько тщательно построены фразы? Присущ ли объекту негромкий, музыкальный голос? Поскольку эти особенности ассоциируются у нас с собратьями-вампирами, мы совершаем ту же ошибку, что и смертные: судим друг о друге по стереотипам, набору устойчивых параметров.

Мае пригласила Майкла выпить с нами в отеле, и, когда он согласился, у меня отлегло от сердца. Таким образом, мне представлялся шанс выяснить, что он собой представляет.

Бармен терял от мамы голову.

Мы с Майклом сидели в плетеных креслах с высокими спинками на застекленной веранде бара — прелестном месте с высокими фикусами и мерцающими на каждом столике свечами. Мае задержалась у стойки, пытаясь сделать заказ, но бармену хотелось флиртовать с ней. И она его не останавливала.

Половина моего внимания была прикована к ней, половина к Майклу. Насколько я могла судить, вампиром он не был. Голос у него был достаточно низкий, и он думал, прежде чем высказаться. Но фактура его мыслей отличалась от той, что была присуща мыслям мамы, папы и Дашай — вампиров, которых я знала лучше всего. У него мысли были редкие, растрепанные и мягкие, а у них более плотные, даже в момент возбуждения или растерянности.

— Я все собирался тебе позвонить. — Майкл тоже наблюдал за моей мамой и думал, какая она красивая.

«Почему она не носит обручального кольца? — вдруг подумала я. — В конце концов, она до сих пор замужем».

Майкл посмотрел на меня. В его карих глазах появилось незнакомое, покорное выражение.

— Ты принимаешь наркотики? — спросила я, радуясь, что никто не сидит с нами рядом.

— Ну да. — Он улыбнулся. — Я ж говорил тебе, я теперь вампир.

Я заметила, что он слегка вспотел. «Нет, ты не вампир», — подумала я.

— Ты не пробовала «В»? — Голос у него слегка дрожал.

— «В» — это?..

— Валланиум. Наркотик, который делает тебя вампиром. — Майкл обеими руками откинул за спину длинные волосы. — Ари, это потрясающе. Принимаешь по две в день и живешь вечно.

— Оно в таблетках?

Он сунул руку в карман рубашки и извлек черную коробочку, как из-под фотопленки. Затем отщелкнул крышку и вытряхнул на ладонь две темно-красные таблетки.

— Хочешь попробовать? Приход классный, как от травы, но если с водкой — такие глюки ловишь… — Он покачал головой. — Трудно объяснить.

— Они дорогие? — Я смотрела на капсулы. На каждой красовалась крохотная буковка «В».

— Ага. Но я теперь работаю. В школу больше не хожу, работаю на складе в «Олмарте»[5].

Бармен наконец принялся разливать напитки.

— Может, и попробую, попозже, — ответила я. — Если хочешь, я куплю их у тебя.

Он замотал головой.

— Нет, они классные. Ты обязательно должна их попробовать. — Он протянул мне две таблетки, которые я сунула в карман джинсов. — Уверен, ты сможешь найти дилера во Флориде, — продолжал он. — Все мои знакомые сидят на «В».

— Убери их, пока мама не вернулась. — Она уже расплачивалась.

Он сунул коробочку обратно в карман рубашки.

Мама поставила поднос с напитками на столик: два стакана «пикардо» и один с колой. Майкл был разочарован.

— Что ты пьешь?

— Это называется «пикардо». Хочешь попробовать?

Мае бросила на меня вопросительный взгляд. «Потом расскажу», — мысленно ответила ей я.

Красный стакан сиял в свете свечей. Майкл поднес его к губам, пригубил и закашлялся.

«Извини, друг, — подумала я, — но ты напрочь не один из нас».

Мама все говорила правильно. Вопрос о Кэтлин она подняла настолько тактично, что Майкл не расстроился. А может, это «В» помогал ему держать эмоции под контролем.

— Маме пришлось тяжелее всех, — рассказывал он. — Она сидит на антидепрессантах и от этого как пришибленная. По крайней мере, теперь она хоть из дому выходит. А то месяцами лежала в постели.

— А кто это сделал, так и не выяснили? — Мамин голос звучал умиротворяюще.

— Нет, хотя некоторое время думали, что к этому могли быть причастны Ари с отцом. — Он взглянул на меня. — Ты знала об этом.