Книга Карусель - Белва Плейн

— Так, — промолвила она, — так-так. И как вы себя чувствуете?

— Польщенным, — ответил Йен. — Очень польщенным. — И он позволил ей увидеть, как его взгляд скользит вниз к ложбинке между грудями, по красивым оголенным плечам и округлым бедрам.

Она улыбнулась.

— Как мило!

— Как тебя зовут?

— Роксанна Мелисанда.

Он удивился.

— Еще раз! Мей… как?

— Не «Мей», а «Ме». Французское имя, понимаешь?

— Да ладно разыгрывать. Ты же не француженка. — И его широко раскрытые, горящие страстью глаза одарили ее взглядом, на который всегда — или почти всегда — он получал соответствующий ответ.

Она рассмеялась.

— Ты тоже не француз. А тебя как зовут?

— Йен.

— Тоже странное имечко. Как оно пишется?

— Й-е-н. Оно шотландское.

Поскольку он монополизировал тарелку с креветками, действовать надо было быстро.

— Когда ты пойдешь к десертной стойке, я встану за тобой. Передай мне номер своего телефона, ладно?

— Я еще раньше заметила тебя за столиком. Та блондинка твоя жена или подружка?

— Подружка.

— Черта с два! Она твоя жена. Это сразу видно. Красивая.

— Ничего. Ты дашь мне номер?

— А ты как думаешь?

Конечно, она дала. Позже она даже проследила, как они с Хэппи уезжали, запомнила, вероятно, номер его машины, чтобы выяснить, кто он такой. На ее месте он сделал бы то же самое. Это была игра, восхитительная, как рулетка в Монте-Карло, и гораздо более интересная.

В комнате стало холодно, и было бы очень приятно забраться назад под одеяло, но было уже десять минут одиннадцатого, время вставать. Еще пять минут, подумал он. Потом разбужу ее. Другие женщины всегда терпеть не могли вставать, потому что у них все было по-другому: им не нужно было спешить домой.

Иногда все они проходили перед его мысленным взором — пылкие и недотроги, брюнетки и блондинки. В конце, когда роман шел к завершению, они значили для Йена очень мало. Он думал, что так же будет и с Роксанной, но это время еще и близко не подошло. Она продержалась дольше, чем все предыдущие, и одна мысль о том, что она может лежать в постели в объятиях другого мужчины, вызывала у Йена приступ бешеной ревности. Он себя знал.

Он также знал, что Хэппи является неотъемлемой частью его жизни. Они поженились, когда ему был двадцать один год, он только что окончил колледж. Да, верно, что его отец, на которого произвели впечатление утонченность и очарование молодой девушки, а кроме того, ее происхождение из старой колониальной семьи, подтолкнул Йена к браку. Но он и сам полюбил Хэппи и любил ее до сих пор. Любовью, которая не имеет никакого отношения к сексу. Эти два вида любви совершенно спокойно могут сосуществовать в мужчине. Женщины же, особенно жены, никогда этого не понимают. Нужно отметить, что и его отец тоже этого не понимал. Предположим — немыслимое предположение, — что он решит оставить Хэппи. Старик, как пулями, взорвется такими словами, как «семья», «верность», «достоинство», «любовь». Да он просто сровняет с землей дом! И еще Йен вспоминал свою мать, свою милую, нежную мать, так похожую на Хэппи…

Пяти минут не прошло, но он уже окончательно проснулся, бесшумно встал, оделся и причесался в ванной комнате. После любовных игр у него всегда были взъерошены волосы, потому что Рокси любила трепать их. Она вообще любила гладить его всего. Вспомнив об этом, он улыбнулся своему отражению в зеркале.

— Да, ты роскошный, и я схожу по тебе с ума, — раздался голос Роксанны. Подойдя к Йену сзади, она, обнаженная, прижалась к любовнику и, поднявшись на цыпочки, положила подбородок ему на плечо, чтобы в зеркале появилось двойное отражение. — Ну разве мы не потрясающая пара?

— Отнюдь не плохая. — Он развернулся и, отстранив Роксанну, окинул ее взглядом. — Мне нравится твой наряд. Браслеты — очень хороший завершающий штрих.

— Докажи, что нравится.

— Я не могу, милая. Мне нужно домой. Предполагается, что я на деловой встрече, а они не продолжаются до ночи.

— Это займет не больше десяти минут.

— Ну-ка отойди от меня. Одевайся, пока я…

— Хорошо, хорошо.

— Мне больше нравится наблюдать, как ты раздеваешься, но это тоже ничего, — заметил он, сидя на кровати и глядя, как Роксанна надевает черное кружевное белье. — Тебе действительно нравится эта одежда?

— Почему нет? Ты такой славный, даришь ее мне.

— Тогда сделай одолжение — выброси эту штуку, которую ты сейчас надеваешь, ладно?

— Какую, эту? — переспросила она, и ее голова появилась над воротом кроваво-красной атласной блузки. — Я ее обожаю.

— Ну а я — нет. Она дешевая.

— Дешевая! Она стоит немало.

— Я не про эту дешевизну.

— А, видимо, она не во вкусе твоей жены.

Не обращая внимания на язвительный тон, Йен спокойно ответил:

— Не обижайся. Я желаю тебе добра. Я хочу, чтобы ты кое-чему научилась по части одежды, например, не носила бы искусственные украшения с настоящими. Ты слишком красива и должна знать себе цену во всем.

Успокоившись, она сказала:

— Хорошо, я выслушаю. Ты столько для меня делаешь, Йен, и для Мишель… Косвенно, я имею в виду. На прошлой неделе я купила ей хорошую одежду.

— Надеюсь, она про нас не знает?

— Милый, я не говорю ей всего. Разумеется, не говорю. Но она моя сестра, и я ей доверяю. Она никогда не причинит мне вреда, так что и тебе бояться нечего. — Роксанна взяла манто. — Ну что ж, я готова.

— Как ты объяснила дома появление норки?

— Я сказала, что манто дешевое, из хвостов. Они ничего в этом не понимают. Сказала, что купила его на рождественской распродаже из своих денег за сверхурочные. — Мех оттенял ее нежное лицо. — Всю свою жизнь я мечтала о подобной вещи. В ней я чувствую себя королевой.

Внезапно вспомнив Хэппи, Йен улыбнулся: рьяная защитница прав животных, она никогда, ни под каким видом не появится в мехах. Контраст между ужасом Хэппи и удовольствием Роксанны был почти комическим.

Роксанна вдруг взвизгнула и подпрыгнула.

— Боже, мышь! Смотри! Смотри!

— Где? Не вижу.

— Она забежала в гардероб. Ради Бога, Йен, пошли отсюда. Скорее, скорее!

— Дай мне хотя бы зашнуровать ботинки.

— Как же я ненавижу этот проклятый грязный мотель, все эти мерзкие места! Оглянись — обои отстают, занавески порваны, единственное, что хорошо, — нет клопов. Почему мы всегда приезжаем в такие дыры? — запричитала она.

— Ну, во-первых, «Уолдорф» слишком далеко. А здесь к тому же безопасно, вот почему.