Книга Планета Ка-Пэкс - Джин Брюэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Синюю птицу?
– Синюю птицу счастья.
Очень странное высказывание для Хауи. Он наверняка знал все о голубых сойках, в просторечии прозванных синими птицами: цвет их глаз, пути миграции, общее их количество во всем мире. Но – синие птицы счастья? И потом, откуда у него в глазах этот необычный блеск? Я проявил настойчивость и выяснил, что Хауи почерпнул эту идею у прота. Мой странный пациент дал ему такое «задание» – первое из трех. Тогда я еще не знал, какие были другие два, так же как не знал этого сам Хауи. Но первое задание уже было дано и принято – найти синюю птицу счастья.
Некоторые из временных пациентов первого отделения шутливо прозвали Хауи «синеумником страсти», а в четвертом отделении уже пошел слух о нашествии на больницу Синей Бороды, но Хауи не обращал на все эти толки никакого внимания. Его обычная целеустремленность теперь полностью обратилась на новую иллюзорную цель. И тем не менее я был поражен, с каким спокойствием он восседал на своем наблюдательном пункте. Куда девались его судорожные проверки и перепроверки, перебежки от книги к книге, лихорадочное чирканье по бумаге, которую он изводил стопку за стопкой? Его блокноты и «гроссбухи» по-прежнему заполоняли не только его письменный стол, но и маленький столик, общий для него и Эрни; Хауи явно бросил все свои прежние занятия, и интерес его к ним настолько увял, что он даже не удосужился разложить все эти записи по порядку и куда-то убрать. Видеть Хауи безмятежно сидящим у окна было просто бальзамом надушу, и у меня непроизвольно вырывался вздох облегчения, как будто все тяготы мира свалились не только с его плеч, но и с моих собственных.
Я уже собрался уходить, как вдруг солнце выскользнуло из-за туч и, позолотив всю лужайку, озарило цветы. Хауи улыбнулся.
– Никогда не замечал, как это красиво, – сказал он.
Решив, что скорее пекло ада обратится в Северный полюс, чем Хауи найдет в Верхнем Манхэттене синюю птицу, я даже не стал переносить пораньше его обычное полугодовое, назначенное на сентябрь, интервью. Но не прошло и двух-трех дней, как теплым, дождливым утром все отделения огласились редкостно счастливым криком: «Синяя птица! Синяя птица!»
Хауи пронесся по коридорам (я сам этого не видел, лишь потом узнал от Бетти), ввалился в физкультурную комнату, в «тихий уголок», прервав игру в карты и медитацию, схватил за руку улыбающегося прота и потащил его в комнату отдыха с криком: «Синяя птица! Синяя птица!» К тому времени уже все пациенты – и, конечно, персонал – неслись по коридорам взглянуть на синюю птицу. Они прижимались лицами к стеклу и, завидев голубую сойку, принимались кричать: «Синяя птица!» – пока наконец здание не огласилось всеобщим криком: «Синяя птица! Синяя птица! Синяя птица!» Возбуждение охватило всех, включая Эрни, Рассела и даже Герцогиню. Бетти рассказывала, что у нее в ушах чуть не зазвучала музыка из фильма. Не тронуло это событие одну только Бэсс; оно ей напомнило всех погибших и покалеченных птиц, которых ей довелось встретить в ее безрадостной жизни.
Вскоре голубая сойка улетела, и все стало на свои прежние места – почти что на свои места. А может быть, все-таки что-то переменилось? Птица улетела, оставив едва заметный след – может быть, проблеск надежды? – и кто-то кинулся ей вслед, чтобы ее удержать. Правда, след этот был такой хрупкий, что, когда он высох, никто, кроме прота, его, пожалуй, уже и не мог разглядеть. Он и до сих пор хранится в палате № 2 и незаметно передается от пациента к пациенту, как некий талисман, способный ослабить депрессию и подменить ее надеждой и хорошим настроением. И как ни удивительно, талисман этот нередко помогает.
Моя очередная беседа с протом состоялась на следующий день после полудня. С улыбкой до ушей вошел он в мою приемную и протянул мне то, что он назвал «календарем». Этот «календарь» по виду напоминал свиток и был настолько замысловат, что я совершенно не мог в нем разобраться. Тем не менее, я поблагодарил прота и жестом указал ему на корзинку с фруктами, приготовленную на столике возле его кресла.
Я ждал, что он заговорит о Хауи и синей птице, но он не упомянул о них ни словом. Когда же я сам, в конце концов, заговорил о них, прот вгрызся зубами в дыню и пожал плечами:
– Птица была там и прежде, только ее никто не искал.
Я не стал обсуждать с ним более серьезный вопрос: почему он дает «задания» другим пациентам? До тех пор пока результаты положительны, решил я, пусть себе дает.
Прот доел последнее киви вместе со шкуркой, и я включил магнитофон.
– Мне хотелось бы продолжить разговор о том, о чем вы упомянули в одной из прошлых бесед.
– Почему бы и нет?
– Мне кажется, вы говорили, будто на КА-ПЭКСе нет правительства, и что там никто не работает. Это правда?
– Сушая прада, началык.
– Я, наверное, туповат, но мне до сих пор непонятно, как же все-таки там у вас что-то делается. Кто строит библиотеки, производит для них оборудование, устанавливает его и следит, чтобы оно работало? Кто разрабатывает голографические программы, или как вы их там называете? Кто изготовляет посуду и шьет одежду? Кто сеет зерно? И как насчет всего остального, в чем вы на КА-ПЭКСе наверняка нуждаетесь и чем вы там пользуетесь?
Прот шлепнул себя ладонью по лбу и пробормотал:
– Mamma mia, – а потом добавил: – Хорошо. Дайте-ка мне подумать, как это попроще объяснить, чтобы вы поняли.
Он подался вперед и уставился на меня своими черными пронзительными глазами, как делал всякий раз, когда хотел удостовериться, что я внимательно его слушаю.
– Во-первых, мы на КА-ПЭКСе не носим почти никакой одежды, за исключением того редкого периода нашего цикла, когда наступает холодная погода – такое случается раз в двадцать один год (по вашему календарю). И никто у нас не сеет зерно. Если его оставить в покое, оно само прорастает. Что же касается библиотек, то, если что-то надо сделать, кто-нибудь это сделает, capisci[22]? И так обстоит дело со всем, что вы называете «товарами и службами». Что может быть проще?
– Но ведь наверняка есть работы, которые никому не хочется делать. Например, те, что связаны с тяжелым физическим трудом, или уборка общественных туалетов. Так уж устроена человеческая натура.
– На КА-ПЭКСе нет людей.
– Ах да, совсем забыл, – ответил я, проницательно взглянув на прота.
– К тому же из того, что необходимо делать, нет ничего, что было бы так уж неприятно. Вот, послушайте. Вы ведь испражняетесь, верно?
– Не так часто, как хотелось бы.
– Вы находите это неприятным?
– В какой-то мере.
– Вы кого-то нанимаете делать это за вас?
– Я бы нанял, если б мог.
– Но вы же этого не делаете, вам такое и в голову не приходит. Вы испражняетесь, и все тут. И в некоторой степени даже вознаграждаетесь за труды, так ведь?