Книга Вечный бой - Владимир Добряков

— Отнюдь, — сухо ответил епископ, — Эта фамилия в Испании весьма распространена. А двести пятьдесят лет назад, после войны, здесь осело много испанцев. Вероятно, и мои предки происходят от них.

— Вероятно, — согласился я, — А не является ли эта девица не еретичкой, а попросту бесноватой? Вы над этим не задумывались?

— Вполне возможно. Но нам важно знать: кто внушил ей подобные мысли?

— Резонно. Но я вижу, что особого успеха вы здесь не добились. Надеюсь, вы не догадались подвергать пыткам беременную женщину?

— Боже упаси! К ней применяли только мягкие воздействия: жажда, лишение сна…

«Ничего себе, мягкие воздействия! — подумал я, глядя на благочестивую физиономию инквизитора, — Тебя бы, лайдака, так „мягко“ обработать!»

— Теперь, Антонио д'Алонсо. Я не понял, в чем заключается его вина. Написано, что он неверно толкует слова Творца: «Плодитесь, размножайтесь!» Поясните.

— Он, ваше высокопреосвященство, утверждает, что переписчики Библии на заре нашей веры намеренно или по ошибке пропустили эти слова, которые, якобы, сказал Господь, сотворив Адама и Еву. Он учит, что церковь не должна вмешиваться в дела семьи, что семьи должны создаваться лишь по обоюдному согласию людей…

— То есть, любовь должна быть свободной. А он сам состоит в церковном браке или нет?

— Нет. Он сожительствует с одной из дам, которая наслушалась его проповедей.

— Но я не вижу здесь преступления. Многие из верующих имеют любовниц и открыто живут с ними. Ведь их не обвиняют в ереси.

— Да, но среди последователей этого д'Алонсо большую популярность стали принимать многоженство, многомужие и даже групповые браки.

— Это — интересно! Поясните, пожалуйста, что это такое?

— Несколько мужчин и несколько женщин, от двух пар до десятка объявляют себя одной семьёй. Причем, количество мужчин не всегда равно количеству женщин.

— Хм! Это ещё интересней, чем я подумал. Вот бы взглянуть на их брачную ночь!

— Не думаю, ваше высокопреосвященство, чтобы это доставило вам удовольствие, — со скорбным выражением проскрипел Кастро, — Среди его учеников процветает содомский грех. Причем, особую популярность он получил среди молодёжи от восьми до четырнадцати лет. Кстати, среди последователей д'Алонсо молодёжь составляет подавляющее большинство.

Так… Я-то думал, что этот Антонио идейный борец за раскрепощенную любовь, что он выступает против церковных догм в браке… А он, оказывается, просто развратник, пся крев! Да ещё и какой!

— С этим всё ясно. Перейдём к следующему. Франческо дель Роко.

— Хула на Творца, чернокнижие, дьявольские опыты и ниспровержение основ религии. Он — лжеученый.

— Подробнее, пожалуйста. В чем состоит его хула на Творца?

— Этот дель Роко утверждает, что род человеческий, созданный нашим Творцом, не един во Вселенной. На каждой планете, говорит он, живёт своё человечество, сотворённое Господом, и он, Бог-Творец, делит свою благодать между всеми этими народами.

— Это, несомненно, страшная ересь. И последний. Леонардо де Сото. Кто такой?

— Моряк, капитан корабля. Был отправлен с экспедицией в Новый Свет. Вернулся три месяца спустя без корабля и без команды. Рассказывает, что будто бы на них напали дикари и хотели всех убить, но явился святой Николай и не допустил гибели моряков. Он приказал дикарям отпустить капитана…

— И дикари послушались христианского святого? Странно.

— Более чем странно. Вдобавок ко всему, святой Николай, якобы, потребовал, чтобы де Сото привёз семь тысяч золотых дукатов, и тогда дикари отпустят моряков.

— Хм! И зачем золото дикарям, а тем более святому Николаю?

— Вот это мы и пытаемся выяснить. Его ложь очевидна, но он упорствует; хотя уже третью неделю его допрашивают, применяя все методы убеждения.

— Что ж, я попробую поговорить и с ним.

— Когда вы желаете их допросить?

— Да прямо сейчас. Если, конечно, они не заняты с вашими следователями.

Кастро раскрыл большой журнал в переплёте из желтой кожи, просмотрел две последние страницы и сказал:

— Нет. Сейчас они свободны и находятся в своих камерах.

— Прекрасно! Не будем откладывать дело в долгий ящик. Бьюсь об заклад, ваше преподобие, что к концу дня трое из них дадут согласие на отречение. Принимаете?

— К сожалению, ваше высокопреосвященство, — проскрипел Кастро, — устав нашего ордена запрещает нам биться об заклад. Но мне было бы весьма интересно увидеть результаты вашей работы с такими упорными еретиками. Куда их вам доставить? Вы намерены допросить их здесь?

— Нет. Зачем же я буду занимать ваш кабинет и отрывать вас от дела. Распорядитесь доставить их в обычную камеру для допросов.

— Хорошо. Вам понадобятся помощники?

— Ни к чему. Достаточно будет одного писаря для ведения протокола. Пришлите его в ту камеру, куда вы меня сейчас отведёте.

— Тогда, прошу, — епископ широким жестом показал на дверь.

— Кстати, ваше преподобие, а что это за звуки мешали нам во всё время нашей беседы?

Многоголосый гомон, который я услышал, подъезжая к замку, пробивался даже через плотно закрытое окно кабинета епископа. Кастро прислушался и первый раз улыбнулся. Лучше бы он держал свою улыбку при себе!

— Это идёт допрос колдунов и ведьм, — ответил он.

— Всех скопом? — удивился я.

— Нет. Только восемнадцати. Больше там не помещается.

— Где это, там?

— Во дворе, где мы оборудовали место для их допроса. Это экономит время и позволяет одному следователю работать сразу с шестью подследственными.

— Интересно придумано! Покажете?

— С удовольствием!

Кастро ещё раз улыбнулся своей «замечательной» улыбкой, от которой у меня противно зашевелился желчный пузырь. Мы с ним прошли по мрачным коридорам, спустились по узкой и крутой лестнице и вышли в треугольный двор. Зрелище, которое нам предстало, было достойно пера великого Данте.

По периметру двора, на расстоянии трёх метров от стены, были выкопаны канавы около метра шириной. Канавы были заполнены тлеющими углями. Внутри этого огненного треугольника ходил по пояс голый, в одном фартуке из грубой кожи, монах и мехами раздувал угли. А со стороны стен вдоль этих канав, на деревянных салазках, были широкими ремнями пристёгнуты люди, по шесть вдоль каждой канавы. Их босые ноги были зажаты в колодки и обращены в сторону канав с углями. Салазки перемещались по специальным полозьям. Одни стояли подальше от канав, другие — ближе; а некоторые так близко, что ноги торчали прямо над огнём. Дальнюю от огня часть салазок можно было приподнять с помощью специального приспособления. Таким образом, ноги человека, закреплённого на салазках, можно было опустить к самым углям и даже погрузить в них.