Книга Титановая Лоза - Андрей Ливадный

Вообще-то девизом группировки Ковчег было сохранение и приумножение погубленной на поверхности жизни, но в адских условиях Пятизонья дальше благих намерений дело не шло. Борьба с эволюционировавшими механизмами, «изуродованными» сталкерами,[6]военными, а в особенности с представителями Ордена, официально именовалась «зачисткой местности от враждебных биомеханических форм». Отряды егерей действительно держали под контролем зону тамбура и некоторые прилегающие к Академгородку территории, зачищая их от механоидов, но большая часть руин Новосибирска и его окрестностей по-прежнему находилась во власти техноса и вольных сталкеров — это были опасные, мрачные регионы, где влияние Ковчега проявлялось лишь эпизодически.

Научное крыло группировки, по слухам, занималось созданием базисной модели новой экосистемы, способной возродить жизнь на поверхности изувеченных катастрофой пространств, но никто и никогда не видел практических результатов проводимых исследований.

Злые языки утверждали, что на самом деле все обстоит намного проще — нет никаких глобальных экологических программ, они лишь идеологическое прикрытие для бизнеса, организованного лидером Ковчега — Генрихом Хистером.

Для подобных утверждений имелись серьезные основания. Новосибирский Академгородок еще до катастрофы являлся всемирно известным центром экспериментальной имплантологии. Нетрудно догадаться, что материальная база многих секретных производств сохранилась в глубине бункерных зон, не пострадав в момент образования Пятизонья. Поговаривали, что Хистер отыскал номерные цеха и лаборатории, поработил выживших ученых, и теперь сотни ремесленников от науки изготавливают импланты, проводят исследования и мнемотехнические операции с использованием уникального оборудования, а предприимчивые торговцы способствуют быстрейшему распространению ходового товара по всем отчужденным пространствам.

Факты — упрямая вещь. Никаких воссозданных на поверхности жизненных форм никто никогда не видел, а вот имплантации в бункерах проводились регулярно, более того, там создавались серийные устройства, которые мог легко вживить себе любой из сталкеров. Если ты носил имплант с клеймом Ковчега, не удаляя при этом уникальный опознавательный код, — существовала огромная вероятность, что егеря тебя не тронут, но позволить себе такую роскошь мог в лучшем случае один сталкер из десяти, остальные же ненавидели обосновавшуюся в бункерах Академгородка группировку, считая, что подстеречь бойца Ковчега и убить его, вынув из тела импланты, — дело правильное, незазорное…

* * *

Очередной удар стихии завершился.

Пепельная поземка вновь стлалась вдоль земли, среди серой хмари уже отгремели локальные стычки, поредевшие группы егерей вернули контроль над покинутым перед пульсацией тамбуром, и лишь самые отчаянные из сталкеров продолжали прочесывать местность в поисках принесенных пульсацией техноартефактов.

Тело человека, облаченного в боевую броню, в безвольной позе лежало на склоне холма. Только что отгремевший катаклизм выбросил его сюда, как морской прибой выбрасывает во время шторма дохлую рыбу, оставляя ее на берегу.

Неподалеку высились остовы полуразрушенных зданий. У подножия возвышенности (бывшей когда-то грудой строительного мусора) в ложбинках и впадинах меж треснутых бетонных плит пробивалась поросль металлокустарников. Тело, выброшенное пульсацией в нескольких километрах от зоны тамбура, немо свидетельствовало, что его обладатель был захвачен врасплох и не успел укрыться либо воспользоваться устройством маркера.

Небо хмурилось, ветер уныло завывал между ветвями металлических растений.

Мертвое пространство, отмеченное руинами зданий, выглядело зловещим и пустынным, но лишь на первый взгляд.

Человек внезапно пошевелился.

С трудом открыв глаза, он долго смотрел в пепельные небеса, его взгляд, поначалу мутный, неосмысленный, постепенно обретал ясность, в расширившихся зрачках читался ужас, там таились отсветы лавовых рек, мелькали смутные тени бредовых картин, не то пригрезившихся, не то увиденных на самом деле, но задержавшихся в памяти лишь обрывками кошмарных видений.

Застонав, он перевалился на бок.

Мышцы онемели, голову разрывала боль. Сухие, потрескавшиеся губы что-то шептали, но из-за дымчатого забрала боевого шлема не прорывалось ни звука.

Наконец он нашел в себе силы сесть, пошарил рукой вокруг, наткнулся ладонью на приклад ИПК, судорожным рефлекторным движением вцепился в оружие, с усилием приподнял его, осмотрел, затем бессильно прикрыл глаза в попытке понять или вспомнить — что случилось?

Внутренние системы бронескафандра работали исправно, хотя уровень заряда энергоблоков в окошке индикации сполз к угрожающей желтой отметке, составляя всего двадцать пять процентов от номинальной мощности.

КТО Я?…

Вопрос, заданный самому себе, некоторое время оставался безответным.

Вытянув руку, он посмотрел на нее.

Прочнейший сплав бронескафандра был местами оплавлен, покрыт какими-то окислами, испятнан участками окалины, ремень оружия сильно обгорел…

Взгляд бессознательно остановился на клейме, все еще различимом на запястье боевой брони.

Цифры восьмизначного личного номера внезапно приобрели смысл: сквозь багрянец боли, с новой силой вспыхнувшей в рассудке, медленно просочились травматические воспоминания последних секунд перед наступлением абсолютного мрака, он вспомнил удар плазмы, разрушивший здание, медленное падение в зоне гравитационной аномалии навстречу исполинской медленно вращающейся воронке мутного воздуха, движущуюся вокруг, испятнанную серебристыми разводами строительную и боевую технику, место которой в музее, сбитый вертолет, а затем…

Егор Андреевич Баграмов. Капитан военно-космических сил России…

Он вспомнил свое имя, фамилию и звание, но одновременно почувствовал, как что-то очень важное ускользает от него, словно определенные воспоминания стали недоступны, от них сохранились лишь блеклые, лишенные смысла фрагменты.

Оплавленная, покрытая пятнами окалины и рыжеватыми потеками окислов экипировка и сгоревший ремень ИПК косвенно подтверждали бредовое видение исполинской пещеры, по дну которой лениво текли лавовые реки… Еще он помнил нестерпимые для глаз вспышки света, какие-то тени, перемещавшиеся во мраке тоннелей, через которые его влекла неведомая сила, но безоговорочно доверять обрывочным воспоминаниям он бы сейчас не стал.

Скрипнув зубами, Баграмов попытался встать.

Коммуникатор не работал. Резервная система связи включилась после третьей попытки перезапуска, но никто не откликнулся на автоматическую передачу короткого запроса о статусе бойцов.

Мысль о гибели группы резанула по нервам, но он задавил ее, загнал в самый темный уголок истерзанного болью и кошмарными видениями рассудка.