Книга Анжелика. Мученик Нотр-Дама - Анн Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В «Трех молотках», таверне, расположенной неподалеку от Пале-Рояль, на площади Славной горы, собиралось много комедиантов; на некоторых лицах еще виднелись следы грубого театрального грима, кое-кто не успел снять накладные носы… Комедианты появлялись ближе к ночи, чтобы «прополоскать кишки» и промочить глотки, осипшие после громких декламаций на сцене. Мимы-итальянцы в пестрых лохмотьях, ярмарочные актеры, а иногда и подозрительные цыгане с горящими как уголь глазами присоединялись к обычным завсегдатаям из числа жителей квартала.
Той ночью старик итальянец с белоснежной бородой в пояс, лицо которого было скрыто под красной бархатной маской, показывал честной компании смешную обезьянку. Присмотревшись к кому-нибудь из посетителей, она забавно передразнивала, как человек курит трубку, надевает свою шляпу или подносит стакан ко рту.
Зрители хохотали до упаду.
Гонтран не отрывал глаз от старика.
— Взгляни, какое роскошное сочетание: красная маска и белая как снег борода!
Но Анжелика с нарастающей тревогой спрашивала себя, сколько им еще придется ждать.
Наконец дверь в очередной раз отворилась и на пороге показался огромный датский дог Дегре.
Вместе с адвокатом вошел мужчина в просторном сером плаще. Анжелика с удивлением узнала в нем юного Сербало, прятавшего свое бледное лицо за низко надвинутой на глаза шляпой и поднятым воротником плаща.
Она попросила Гонтрана подойти к вошедшим и незаметно проводить их к своему столику.
— О Господи, мадам, — выдохнул адвокат, проскользнув на скамью рядом с Анжеликой, — с самого утра я раз десять успел представить себе, что вам перерезали горло, раз двадцать — что вас утопили, и по меньшей мере сотню раз, как вас закопали в землю.
— Было бы довольно и одного раза, мэтр, — смеясь, ответила она.
И невольно поймала себя на том, что почувствовала некоторое удовольствие от того, что Дегре за нее беспокоится.
— Стало быть, вы боитесь потерять клиентку, хоть она не слишком щедро платит, да к тому же подвергает вас бесчисленным опасностям? — спросила Анжелика.
Он скорчил несчастную физиономию.
— Сентиментальность — это болезнь, от которой нелегко выздороветь. А когда она сопровождается жаждой приключений, можно не сомневаться — ничего хорошего тебя не ждет. Короче говоря, чем больше ваше дело усложняется, тем больше оно меня увлекает. Как ваша рана?
— Вам уже и об этом известно?
— Такова работа адвоката и сыщика. Но, честно говоря, присутствующий здесь господин оказался для меня бесценным источником сведений.
Сербало, с восковым лицом и воспаленными от бессонной ночи глазами, рассказал, чем закончилась вчерашняя трагедия в Лувре, в которую он волей случая оказался замешан.
В ту ночь он нес караул у конюшен Тюильри, когда вдруг из сада выскочил запыхавшийся человек без парика — видно, он его только что потерял. Это был Бернар д'Андижос. Его преследовали, и он пронесся по Большой галерее, переполошив весь Лувр и Тюильри грохотом деревянных каблуков. Из комнат и покоев дворцов высовывались испуганные лица придворных, а когда часовые попытались его остановить, он их просто отшвырнул.
В страшной спешке вскочив на коня, маркиз наскоро бросил Сербало: мадам де Пейрак только что чуть не убили, а он сам, Андижос, дрался с герцогом Орлеанским. Через несколько мгновений он уже во весь опор скакал прочь из города, крикнув, что отправляется поднимать против короля Лангедок.
— Да… Бедный маркиз д'Андижос! — вырвалось у Анжелики. — Где уж ему поднимать Лангедок против короля?
— Хм! Вы думаете, он этого не сделает[14]? — спросил Сербало.
И многозначительно поднял палец:
— Мадам, вы совсем не поняли гасконскую душу! У гасконца смех легко переходит в ярость, и никогда нельзя предугадать, чем все кончится. Когда он в ярости, то сам черт ему не брат!
— И то правда, гасконцам я обязана жизнью. А вы не знаете, что с Лозеном?
— Он в Бастилии.
— О Боже, — вздохнула Анжелика, — только бы его не забыли там лет на сорок!
— Он не позволит забыть о себе, можете не сомневаться. А еще я видел, как двое слуг несли труп вашего бывшего дворецкого.
— Дьявол возьми его душу!
— Наконец, поскольку у меня уже не было сомнений, что вы погибли, я отправился к вашему зятю, прокурору Фалло де Сансе, и застал у него вашего адвоката, господина Дегре. Вместе с ним мы пошли в Шатле и осмотрели там все тела утопленников и убитых, которые были найдены в Париже нынче утром. Отвратительное занятие, скажу я вам, меня до сих пор тошнит. И вот теперь я здесь! Мадам, что вы будете делать? Вам нужно как можно скорее бежать.
Анжелика посмотрела на свои руки, неподвижно лежащие на столе рядом с большим бокалом рубиново-красного темного вина, к которому она даже не притронулась. Какими бледными, маленькими и хрупкими они ей показались, когда она невольно сравнила их с сильными руками сидящих рядом мужчин.
Дегре, завсегдатай таверны, положил на стол перед собой роговую табакерку и натер немного табаку, чтобы набить свою трубку.
Анжелика почувствовала себя совсем одинокой и беспомощной.
Гонтран вдруг сказал:
— Если я правильно понял, ты замешана в подозрительной истории и рискуешь расстаться с жизнью. Ну да я не удивлен — это вполне в твоем духе.
— Господин де Пейрак находится в Бастилии по обвинению в колдовстве, — объяснил Дегре.
— Я не удивлен, — повторил Гонтран — Но ты еще можешь выпутаться. Если у тебя нет денег, я одолжу. Я скопил небольшую сумму на путешествие по Франции, да и Раймон, наш брат-иезуит, уверен, тоже поможет. Собирай пожитки и уезжай в Пуатье в общей карете. Оттуда ты сможешь попасть в Монтелу, а у нас дома тебе нечего бояться!
На мгновение Анжелика почувствовала себя под надежной защитой Монтелу, в тишине болот и лесов. Флоримон играл бы с индюками у подъемного моста…
— А как же Жоффрей? — произнесла она. — Кто за него будет бороться? Кто добьется справедливости?
Наступило тягостное молчание, и лишь за одним из столиков во все горло орали пьянчуги да нетерпеливо стучали ножами по тарелкам, требуя ужина, посетители. Появление Корбасона, хозяина и повара таверны, который, высоко подняв на вытянутых руках, нес на подносе зажаренного гуся с аппетитной корочкой, сразу всех угомонило. Шум в зале поутих, и среди удовлетворенного чавканья было слышно, как кидают кости четверо игроков.