Книга Мировая война Z - Макс Брукс

Вы слышали об эксперименте, который провел американский журналист в Москве в семидесятых? Он встал у какой-то двери обычного, ничем не примечательного здания. Вскоре за ним встал еще кто-то, потом еще и еще. В мгновение ока выстроилась очередь длиной в квартал. Никто ни о чем не спрашивал. Каждый думал: раз есть очередь, значит, оно того стоит. Не могу сказать, правда это или нет. Возможно, просто миф времен «холодной войны». Кто знает.

Аланг, Индия

Я стою на берегу с Аджаем Шахом, глядя на ржавеющие останки кораблей. У правительства нет денег, чтобы их убрать, время и стихия превратили сталь в бесполезный хлам. Они остаются безмолвными памятниками кровавой бойни, свидетелем которой однажды стал этот берег.

— Говорят, это случилось не только здесь. Во всем мир где океан встречается с сушей, люди отчаянно пытали погрузиться на что-нибудь плавучее и спастись в море.

Я не знал, что такое Аланг, хотя всю жизнь провел поблизости, в Бхавнагаре. Я был офис-менеджером, «белы воротничком», начиная с самого окончания университет Вся моя работа руками сводилась к нажатию клавиш, да и этом отпала надобность, когда наши программы перевел на голосовое управление. Я знал, что Аланг — это верфь поэтому и попытался в первую очередь добраться туда. Ожидал увидеть стапеля, с которых сходят одно за другим суд которые увезут нас в безопасное место. Я и не предполагал что все будет как раз наоборот. Аланг не строил кораблей он их убивал. До войны это был самый крупный док по утилизации судов. Индийские компании, занимавшиеся чугунным ломом, покупали корабли у разных государств, приводили их к этому берегу, разбирали, резали и растаскивали по болтикам. Несколько дюжин кораблей, которые я увидел, были не нагруженными, готовыми к плаванию судами, голыми остовами, выстроившимися в очередь к смерти.

Никаких стапелей. Аланг был не столько верфью, сколько длинной полосой песка. Обычно корабли вытаскивали на берег и разделывали их, будто выброшенных на сушу китов. Я подумал, что моя единственная надежда — это полдюжины недавно пригнанных судов, которые еще стояли на якоре у берега с остатками команды и топлива. Один из них, «Вероник Дельма», пытался стащить своего выброшенного на берег собрата в море. Наспех связанные канаты и цепи опутали корму «Тулипа», сингапурского контейнеровоза, который уже наполовину выпотрошили. Я подъехал в тот момент, когда заработал двигатель «Дельма». Видел, как вода взбивалась в пену, когда корабль натягивал путы. Слышал, как со звуком выстрела лопались слабые канаты.

А крепкие цепи… они выдержали. В отличие от остова. Должно быть, когда «Тулип» вытаскивали на берег, сильно повредился киль. «Дельма» потянул, раздался ужасный стон — скрежет металла. «Тулип» в буквальном смысле раскололся на две части. Нос остался на берегу, а корму утащило в море.

Никто ничего не мог поделать. «Дельма» уже шел полным ходом, увлекая корму «Тулипа» на глубину, где она перевернулась и затонула в считанные секунды. На борту было не меньше тысячи человек, забивших все каюты и проходы, каждый дюйм палубы. Их крики заглушил гром вырывающегося воздуха.

— Почему беженцы просто не переждали на борту кораблей, стоявших на суше, втянув лестницы и перекрыв доступ на палубу?

— Сейчас вам легко рассуждать. Вас не было там той ночью. Верфь забили до самого берега — безумная толпа людей, подсвеченная сзади огнями. Сотни пытались вплавь. Добраться до кораблей. Прибой выбрасывал тех, кто не сумел.

Дюжины лодок сновали туда и обратно, доставляя людей на корабли. «Дайте мне денег, — говорили некоторые из перевозчиков. — Отдайте все, что у вас есть, и я вас возьму».

— Деньги еще что-то значили?

— Деньги, еда, любые ценности. Я видел одну команду которая брала только женщин, молодых женщин. Еще видел таких, кто брал только белых. Подонки светили своими факелами в лицо, выискивая черных, вроде меня. Я даже видел, как один капитан, стоя на палубе своего баркаса, размахивал пистолетом и кричал: «Никаких неприкасаемых, эту касту мы не берем!». Неприкасаемые? Каста? Кому до этого еще есть дело? И что самое ужасное, некоторые из пожилых в самом деле вышли из очереди! Представляете?

Я только привожу самые кошмарные примеры, вы же понимаете. На каждого барышника, каждого отвратительного психопата приходилось десять хороших, достойных людей с незапятнанной кармой. Множество рыбаков и владельцев мелких лодок, которые могли просто сбежать со своими семьями, предпочли снова и снова возвращаться к берегу, подвергая себя немыслимой опасности. Только подумать, как они рисковали: их могли убить за лодку, выкинуть на берег, или еще хуже — под водой их ждали толпы упырей…

Мертвецов было порядком. Многие зараженные беженцы пытались доплыть до кораблей, тонули и воскресали под водой. Небольшой прибой мог утопить, но не преградить дорогу ожившему трупу, ищущему добычу. Десятки пловцов внезапно исчезали под водой, опрокидывались лодки, пассажиров утаскивало вниз. Но спасатели все равно возвращались к берегу и даже прыгали с кораблей, чтобы вытащить людей из воды.

Так спасли и меня. Я был среди тех, кто предпочел плыть. До кораблей было дальше, чем казалось. Я хороший пловец, но после пути от Бхавнагара и беспрестанной борьбы за жизнь у меня едва оставались силы, чтобы плыть на спине. Когда спасение казалось близким, я не мог даже позвать на помощь. Сходней не было. Надо мной возвышался гладкий борт. Я забарабанил по стали, крича из последних сил.

Я уже тонул, когда мощная рука обхватила меня поперек: груди. Вот оно, подумал я. Я ждал, когда вонзятся зубы. Но вместо того, чтобы тянуть вниз, рука потащила меня обратно на поверхность. Я оказался на борту судна «Сэр Уилфред Гренфелл», бывшего пограничного сторожевика из Канады. Я пытался говорить, извинялся, что у меня нет денег, что отработаю проезд, сделаю все, что попросят. Моряк только улыбался.

«Держись, — сказал он мне. — Сейчас тронемся».

Я почувствовал, как задрожала, а потом дернулась палуба.

Это было самое тяжелое — глядеть на корабли, которые мы проплывали. Некоторые из зараженных на борту начали воскресать. Одни суда превратились в плавучие бойни, другие просто горели, стоя на якоре. Люди прыгали в море. Многие из ушедших под воду так и не появились на поверхности.

Топика, штат Канзас, США

Шэрон любой мог назвать красавицей — длинные рыжие волосы, яркие зеленые глаза и тело танцовщицы или довоенной супермодели. А еще разум четырехлетней девочки.

Мы в Реабилитационном центре Ротмана. Доктор Роберта Келнер, лечащий врач Шэрон, называет пациентку везунчиком. «У нее хотя бы сохранились речевые навыки, связное мышление, — объясняет она. — Зачаточное, но полностью функционирующее». Доктор Келнер рада интервью, в отличие от доктора Соммерса, директора Ротманской программы. Их и так ограничивают в финансировании, а нынешняя администрация и вовсе грозит закрыть программу.

Шэрон вначале стесняется. Не хочет пожимать мне руку и избегает взгляда. Ее нашли в руинах Уичито, но откуда она родом, не узнать.