Книга Отряд тайных дел. Книга 1. Разбойный приказ - Андрей Посняков

Он виновато шмыгнул носом.

– А перед этим, если я правильно понял, хозяин твой упоминал московского купца, дескать, что-то он для него должен сделать… – Митрий задумчиво намотал на палец свой длинный темно-русый локон.

Прохор кивнул, и Митька неожиданно улыбнулся:

– Тогда тут, выходит, прямая связь – между московским гостем и убийством таможенника. Я, кстати, как раз в тот день и видел, как купчина шептался с Ефимией, видно, подговаривал на какое-нибудь темное дельце. Но, – отрок важно поднял вверх указательный палец, – таможенный монах Ефимий – человек ответственный, честный и неподкупный, о чем все хорошо знают. А из этого следует что?

– Что?! – хором поинтересовались Прохор и Василиска.

– А то, что московит ни о чем с Ефимием не договорился и решил его убрать. Видать, слишком много наговорил такого, после чего ну никак не можно было оставлять чернеца в живых. И тогда выходит, что заказал убийство московский торговый гость Акинфий, а исполнил заказ твой хозяин, известнейший на посаде человек, владелец кузниц Платон Акимыч Узкоглазов! Вопрос: зачем ему это было надо? Я имею в виду Узкоглазова. Что за дела у них с московским купцом? Почему московит имел на Узкоглазова такое влияние, что заставил пойти на убийство?

– Н-не знаю… – растерянно протянул Прохор.

Митька кивнул:

– Правильно, не знаешь. И никто пока не знает, исключая московского гостя и твоего дорогого хозяина. Кстати, и убийство какое-то странное. Ты точно видел, как монах выплыл?

– Вот те крест! – Прохор истово перекрестился. – Христом-Богом клянусь и заступницей нашей, Пресвятой девой Богородицей Тихвинской! Да ведь и бил я не сильно – как бы не выплыть?

– Угу… – Митрий задумался, но ненадолго. Усмехнулся нерадостно, молвил: – Ежели все, как ты говоришь, Проша…

– Так! Так!

– …то, выходит, твой хозяин тебе не очень-то доверял! Еще и других людишек послал – они чернеца-то внизу, на реке, поджидали. Как вылез монах из воды – треснули по башке каменюкой… Н‑да-а… Жаль Ефимия, хороший человек был. И тебя, Прошка, жаль.

– Меня-то чего? – обиженно прогудел Прохор.

– Да пойми, ведь Платон Узкоглазов тебя со свету сжить хочет! – вступила в разговор Василиска. – За убийство чернеца знаешь что бывает?

– Верно говоришь, сестрица, – Митрий одобрительно кивнул. – Только вот однобоко мыслишь. Да, может быть, и по-твоему – Узкоглазов за что-то Прошку подставить хочет. Или не за что-то, а вместо кого-то… Но тут и другая возможность есть – к себе Прошеньку привязать, аки пса верного. Кровью! А чего? Ты, Проша, боец известный. Так что и так может быть, и эдак. Одно ясно: на посаде покуда показываться нельзя ни тебе, ни нам. Но и Спасский погост – место ненадежное, дознаться чернецы могут. Не на погост нам надо, а в деревни мелкие, в пустоши, уж они-то всяко на Шугозерье должны быть.

– Да есть…

– Вот там и отсидимся – край дикий.

– А… до каких пор сидеть?

– Ох, Прохор… Кабы я знал!

Немного не дойдя до брода, они остановились на месте покинутого лагеря московитов. Конские катыши, обглоданные кости, остатки костров. Ничего интересного. Переглянувшись, ребята пошли к реке, только вот Митька задержался возле одного кострища, присмотрелся и, опустившись на колени, вытащил из золы обгорелую книжицу. Кинулись в глаза латинские буквы – «Пантагрюэль». Не так уж и обгорела, только крайние страницы да угол маленько. Ну, все равно – сволочи!

Очистив книжку от пепла, Митрий бережно спрятал ее за пазуху и побежал догонять своих спутников. Над лесом, отражаясь в реке, ярко светило солнце.

Глава 6. Кузьминский тракт

…правительство смотрело на поместье как на государственную собственность, находящуюся во временном условном владении помещика. Служилый дворянин изначально был поставлен в положение временщика.

М. Зарезин. Последние Рюриковичи и закат Московской Руси

Май 1603 г. Шугозерье

Беглецы шли целый день, до самого вечера. Передвигались осторожненько, опасаясь нарваться на московский караван, однако и сильно отдаляться от него в планы ребят не входило – а вдруг да опять объявятся разбойные люди? На хорошо охраняемый обоз напасть побоятся, а вот трое путников вполне сойдут за добычу. Хоть брать с них нечего, да зато самих силком в холопы поверстать можно, запродать какому-нибудь помещику-беломосцу или – что касается парней – еще можно заставить их стать участниками шайки. Ну а уж Василиску… Про то Митрий старался не думать.

Дорога шла вдоль реки – то взбиралась на холмы, а то, наоборот, припадала к самому берегу, и тогда хорошо было видно, как играли на перекатах волны. Начало месяца травня – опасное время для местных рек. Летом, бывает, их и курица вброд перейдет, брюхо не замочив, а вот сейчас, по весне, от талых снегов набирают малые речки великую злую силу, такую, что заливает островки и луга, крутит омуты да запросто разбивает об острые камни неосторожные лодки. Страшно и глянуть.

Вот и сейчас широко разлилась Паша-река, рядом с которой тянулась дорога. Паша – это по-местному, по-весянски, и значит – «Широкая». Весяне – лесные жители, потомки когда-то грозного, а ныне измельчавшего да таившегося по дальним селищам-весям племени. В Шомушке, в Кайваксе, в Сароже таковых много было, правда, они давно уже обрусели, забыв свой язык и обычаи. И только в лесах, на Шугозерье, и дальше, к северу, еще можно было встретить многолюдные весянские деревни. Тамошние люди – многие – даже не ведали русской речи и, на словах признавая Иисуса Христа, молились своим диким богам, поклоняясь деревьям, камням, рощам. Хотя, в общем-то, весяне были народом не вредным, некоторые жили и в Тихвине, перемешиваясь с русскими, так что уже и непонятно было кто где. Ну да не весян сейчас следовало опасаться…

Денек выдался славный, солнечный, светлый. Даже росшие по краям дороги сосны и ели, казалось, почти совсем не давали тени. На лугах трепетала на ветру свежая трава, высокая и нежно-зеленая, мохнатыми осколками солнца желтели цветки мать-и-мачехи, а кое-где появлялись уже и одуванчики, такие же желтые, яркие, озорные. В другое время Василиска обязательно сплела бы себе веночек, ну а сейчас, понятно, некогда было. И так поспешали почти без отдыха. Обозным-то хорошо – на телегах, а тут иди на своих двоих; до Спасского погоста, почитай, верст двадцать – двадцать пять, концы не маленькие, пока дойдешь, ноги стопчешь. А за день обязательно нужно было дойти, ночь она и есть ночь – всякое может статься. Вот и поспешали.

Почти всю дорогу Митрий не чувствовал усталости, настроение у парня было приподнятое, веселое: и денек славный выдался, и попутчик нечаянный – Прошка, дружок, кулачный боец знатный – как двинет кому, мало не покажется! Да уж что и говорить, втроем куда как веселее идти, нежели на пару. Правда, веселиться-то особо нельзя было – могли услыхать, не лихие людишки, так обозники. Потому шагали молча, громко не разговаривали и песен не пели. Лишь Митрий потихоньку выспрашивал у сестрицы о дальних родичах.