Книга Дети луны - Наталья Резанова

— За мельницей. Только…

— Что?

— Там Коль… из одной деревни мы… я и он… взять бы…

— Хорошо, — Странник стиснул зубы. — Показывай, где он.

Они обогнули донжон и знакомые Страннику службы. За конюшней и амбарами лепилась низкая постройка с соломенной крышей. Рядом темнела фигура стражника.

— Здесь… — прошептал раб.

— Ну?

— Я боюсь…

— Подойди к нему.

— Не могу… боюсь…

— Подойди к нему и скажи: «Брат Балтазар требует еще одного раба». Не спутай. И не бойся.

Тот медленно подошел к стражнику и повторил то, что ему велели. Голос у него срывался, но часовой, видимо, принял это за проявление почтительности и отпер дверь. Странников раб прошел внутрь, а охранявший, как и положено, остался снаружи.

Странник вынул из рукава четки и стал перебирать их. «Если прикончить этого, — думал он, — выпустить рабов и выжечь это гнездо изнутри… Нет. Не выйдет. Рабы безоружны. И я не знаю, сколько в замке войска».

Обратно вышли двое. Тот, второй, был ниже ростом и посветлее волосами. Подошли, торопясь, по знаку Странника склонили головы.

— Веди не прямо, — сказал Странник сквозь зубы, обращаясь к первому. — Он не должен видеть, куда мы идем.

— Там тоже часовой.

— Ничего. Справимся.

Теперь их было трое. Три человека, даже безоружных, много чего могут сделать. А ведь он вооружен. И у него ключи.

Дверь в каменной кладке — снова дверь! Левой рукой он придерживал связку, чтобы ключи не звенели.

— Часовой где? — спросил он шепотом.

— Там… где выход.

Прошли по дощатому настилу. Там, под их ногами, начиналась река, Странник слышал плеск воды. Посреди настила темнело огромное остановленное колесо, над ним — помост, какие-то надстройки. Странник жестом приказал остановиться. Выглянул из-под колеса. Немного дальше настил кончался. За дегтярной полоской воды — узкая насыпь щебня… и… вот он. Отблеск от воды на шлеме.

Странник убрал голову, быстро объяснил парням, что делать.

Этот стражник, как и предыдущие, не дремал. Он скоро заметил неспешно приближающегося монаха. В его сгорбленной спине, руках, перебирающих четки, было нечто знакомое. У пояса позвякивали ключи, голова опущена.

— Брат Балтазар…

Монах не ответил.

— Брат Балтазар, это ты?

Не говоря ни слова, монах шел прямо на него. (Ах, Визе, Визе!) Часовой собрался крикнуть, но тут грязная ладонь зажала ему рот, а руки его с хрустом завели назад. Подошедший Странник быстро вытащил его меч из ножен. Молодцы парни, сумели подобраться сзади.

— А теперь что? — спросил Коль, продолжая держать часового.

— В воду, — сказал Странник.

С наружной стороны были привязаны лодки. Они чуть было не ступили прямо в реку.

— Прыгайте в лодку. И прихватите весла из соседней.

И вдохнул вольный воздух, швырнул ключи в реку и прыгнул сам. Парни взялись за весла, Странник сел к рулю. Все-таки эти бывшие рыбаки чего-нибудь да стоили. Это дело было им родное, в несколько взмахов они вывели лодку в устье. Странник полуобернулся и привстал.

— Смотрите — огонь!

Самого огня не было видно, лишь странный розовый свет мелькнул над башней. Занялось. Пусть побегают…

— А теперь вперед, парни. Нас наверняка ищут. «Вперед» пришлось повторить ему не один еще раз.

Уже давно рассвело, часы шли за часами, а он все не давал им передохнуть, выглядывая позади погоню. Погони не было, но он говорил: «Гребите!», — и они, привыкшие к повиновению, налегали на весла. Дыхание прерывалось, и перед залитыми потом глазами все время маячил оскаленный рот и спутанные сивые космы.

Наконец он велел им пристать к поросшему осокой берегу. Задержавшись в лодке, пробил днище мечом. Коль пробовал протестовать, жалея добрую лодку.

— Помалкивай, — прервал его Странник, — они не должны видеть, где мы вылезли.

— А куда мы?

— В лес, парни, в лес. И быстрее. Не отставайте.

И двинулся вперед, бормоча что-то вроде: «Не потащат же они собак в такую даль…» Рабы еле поспевали за ним, хотя он шел, казалось, обычным шагом. Оглядывался, принюхивался, прислушивался. И только когда у тех двоих ноги стали совсем заплетаться, остановился, сел прямо на землю.

— Отдыхай, ребята.

— А дальше что? — спросил темный.

— Не знаю, как вы, а я трое суток не спал. — Улегся, подсунув котомку под голову. — А дальше — видно будет.

И закрыл глаза, положив руку на рукоять меча. Начинало припекать, и ныла недавняя рана. Из-под сомкнутых век он еще некоторое время наблюдал за теми. Подобно многим животным, он не мог спать, зная, что его видят.

Дальше пошли они втроем: Странник, повеселевший, не обращавший внимания на боль в раненой руке, рядом с ним — темноволосый, звали его Имро, Странник отдал ему меч, и тот, гордясь, нес его на плече, точно на покос, а сзади — неуклюжий Коль, волоча узел из рясы, которую выпросил у Странника, когда он хотел ее выбросить. Лазутчик, хоть и рад был своему спасению и захваченным сведениям, тут же начал себя мысленно ругать, как мог, — тоже, навязал себе на шею помощничков, хороша тайна! Но бросить их не находил в себе сил. Все-таки они здорово его выручили. Ну, выбрался бы и сам, а что было — было. К тому же в лесу эти приморские жители были совершенно беспомощны. Что для Странника было ясно как божий день, для них — чуждо, страшно и непонятно.

Они рассказывали о себе. Всю жизнь они прожили в маленькой деревушке в заливе Щучий Нос — Странник представлял себе, где это, он забредал в те края, — ничего, кроме нее, не видя и не зная, пока, около двух лет назад, на их деревню неожиданно не налетел орденский отряд и не угнал всех, кто не был в море. («Ну да, захват Северного побережья, как же…») В Белфрат из всех пленников попали только Имро и Коль. И потянулись дни, заполненные изнуряющим трудом. Набожные братья не делали исключений даже для святых дней — спасение душ рабов их не интересовало. Но не это было хуже всего, к работе они привыкли, в деревне было ненамного легче. Парни рассказывали о постоянном страхе, о казнях за ничтожную провинность («Знаю», — говорил Странник), о публичных пытках — здесь особенно изощрялся смиренный брат Балтазар, часто и вовсе безо всякой провинности, так, в назидание остальным.

Он морщился.

— Знаю. Знаю. Что ж вы раньше не бежали? Ведь ход-то был вам известен.

Они мялись, не находя слов, чтоб объяснить. Бежать? Но куда? Они понятия не имели, что за пределами замка. Во всем мире для них существовала только их деревня, а в какой стороне она находится, они не знали. И никто не мог им об этом сказать, потому что клочок земли, бывший для них всем миром, оказался слишком ничтожен, и вокруг них были такие же растерявшиеся, отупевшие, вырванные из своих деревень в лесу или в горах. Страх перед неизвестностью останавливал их, страх, свойственный большинству крестьян, но как рассказать об этом? Они и слов-то таких не знали. Они и теперь не знали, куда они идут, куда их ведут. Все вокруг было чужое. Они могли полагаться лишь на этого человека, невесть откуда взявшегося и потянувшего их за собой, и, положившись на него, они верили в него, как в Бога, — слепо и не рассуждая. Когда он говорил: «Пойду дорогу разведаю» — и уходил, чаща наполнялась зверями, оборотнями и орденскими латниками, и они цепенели от ужаса — вдруг не вернется? Вдруг они останутся одни? Здесь! Иногда он уходил не сказавшись, пока они спали, и, проснувшись, они молча смотрели друг на друга, не в силах поверить в свое несчастье. Но он возвращался и не бросал их — как же ему не верить?